Генеральские игры

– Нет, ну ты от водки своей совсем уже одурел! – заорал Завадский, выкатывая глаза и до предела напрягая голосовые связки. – У тебя ж башка не варит совсем!.. У тебя ж мозги проспиртованы, как в той кунсткамере!..

– Это ты зря, – обиделся Конягин, трогая ладонью макушку с венчиком белесых волос, напоминающих католическую тонзуру. – Я дело говорю, Николай.

– Дело? Дело в военной прокуратуре заведут, если облажаемся. А вдруг Ворон с компьютером исчезнет, а? Или не в меру любопытный воин решит его в кустах припрятать до лучших времен? – Кровь успела отлить от лица Завадского, но он все еще был излишне румяным, а его чувствительный нос шевелился, как у крысы, принюхивающейся к источнику опасности. – Но хуже всего даже не это, Павлуша. Об огласке ты подумал? О том, какая вонь в округе поднимется, если, не приведи господь, чечены вертолет накроют? У тебя есть полномочия войсковую операцию без согласования с командующим проводить? Нет? Ну и я такой риск на себя не возьму, не надейся…

Выпустив пар, Завадский как-то весь обмяк за своим столом, даже вроде постарел, уменьшился, а генеральские звезды на его погонах казались сегодня тусклыми, хотя летнее солнце исправно освещало кабинет, а шторы были раздвинуты.

– Что же делать? – растерянно спросил Конягин. Впервые за последние часы ему стало жалко не столько бедняжку Ларочку, сколько себя самого. Перед строем под барабанный бой, конечно, не расстреляют, но и в отставку с почестями не проводят. Тоскливо сделалось Павлу Игнатьевичу, муторно. Словно объявили ему дату его собственной кончины, и дата эта была уже не за горами. – Что делать? – повторил он уже с настоящим отчаянием.

– Ты меня спрашиваешь, Белинский?

– Чернышевский, – машинально поправил Конягин. – «Что делать» написал Чернышевский.

Завадский этому замечанию как будто даже обрадовался, тут же оторвал пуговицу, неряшливо болтающуюся на кителе, шмякнул ее об пол и заявил:

– Ну, тогда тебе и карты в руки, коли ты такой у меня грамотный, заместитель. Я с сегодняшнего дня, между прочим, в отпуске. Поеду рыбачить на Волгу-матушку, эх, хорошо… Правда, – продолжал он со злорадной ухмылкой, – через пару дней меня обратно вызовут, но это не беда, это терпимо.

– Зачем вызовут? – тупо спросил Конягин, в голове которого заворочались тяжелые, как камни, мысли.

Завадский притворился удивленным:

– Как зачем? С тобой, ворюга, разбираться. Рапорт о твоем разжаловании подписывать. – Поднявшись из-за стола, он прошелся по кабинету, ковыряясь то в одном ухе, то в другом. Казалось, он полностью погружен в приятные размышления о предстоящей рыбалке, но стоило Конягину напомнить о своем существовании робким покашливанием, как генерал-майор стремительно развернулся к нему и подбоченился. – Думаешь, я с тобой по одной статье пойду? Надеешься, что я в наших с тобой махинациях признаюсь? Нет, шалишь, Павлуша, шали-и-ишь. Бонивур не вынесет двоих, как говорили древние греки.

– Боливар, – вызывающе возразил Конягин, тоже выпрямляясь во весь рост. – Боливар не вынесет двоих. Это не греки сказали, но все равно очень верное замечание. Я, Николай, тоже не лыком шит. Дам показания, что ты меня к финансовым нарушениям собственной властью понуждал, и пусть тогда судят. Поглядим еще, кто из нас на коне окажется, а кого прокуратура взнуздает.

В кабинете сделалось тихо, лишь яростное сопение двух мужчин нарушало молчание, пока к Завадскому не вернулся дар речи.

– Сядь! – приказал он, весь полыхая изнутри опасным малиновым жаром. – Сядь и не возникай, а норов свой для баб побереги.

Конягин догадался, что сейчас будет выложен козырь, бить который ему нечем.

– Я, – начал, было, он, но начальник договорить ему не позволил, перебил грубо:

– Что «я»? Пипипка ты от руля, хоть и генерал. Сядь говорю. Читай.

Поймав брошенную ему газету, Конягин прочитал один только жирный заголовок – «ОБЩАК СЕВЕРО-КАВКАЗСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА», – после чего не просто опустился на стул, а рухнул, едва не проломив сиденье. Текст статьи никак не укладывался в его сознании, хотя буквы маячили прямо перед глазами. Черные, расползающиеся перед глазами. Как мухи, слетевшиеся попировать на чужих похоронах.

Конягин осторожно положил под язык таблетку нитроглицерина, так же осторожно водрузил на нос очки, напряг зрение. Нет, не померещилось. Речь в статье действительно шла о СКВО. И первая ее глава называлась не как-нибудь, а «КТО-КТО? КОНЬ В ГЕНЕРАЛЬСКОМ ПАЛЬТО».

– Не могу, – пожаловался он, едва двигая омертвелыми губами. – Не вижу ни хрена, Коля. Тут про меня написано? Про нас с тобой?

– Ну, фамилий автор пока что не приводит, – проворчал Завадский, успевший возвратиться на прежнее место за столом. – Все больше намеками оперирует. До поры до времени.

– До поры до времени? А потом?