— Пишите, Петр Иванович! Генералу от инфантерии Артамонову. 14 августа, шесть часов тридцать минут. Из Нейденбурга. Удаляю вас от командования корпусом, предписываю вам сдать командование им генерал-лейтенанту Душкевичу. Командующий второй армией генерал от кавалерии Самсонов… Записали? Давайте подпишу!
Книжка легла перед Александром Васильевичем. И на сей раз подпись была в два раза длиннее чем прежняя, как будто рука размахнулась и не смогла удержаться в привычных рамках. Да и какие теперь рамки! Все переворачивалось, победы не было, была гибель.
— Идите, генерал, — сказал Самсонов Штемпелю. — Вам следует прибыть к генералу Мингину. И передайте ему на словах, что нам отныне не остается ничего другого, как ложиться костьми. Коль врем, — не умеем воевать, так покажем хоть умение лечь костьми!
Штемпель ушел, придерживая шашку и грузно ступая пыльными сапогами.
— Что, Петр Иванович? — спросил Самсонов. — От Уздау до Нейденбурга двадцать верст, дорога к нам в тыл, по сути, открыта.
— Успокойтесь, Александр Васильевич! Ради бога, успокойтесь! — попросил Постовский. — Еще не все потеряно. У нас там достаточно сил, чтобы организовать оборону, только успокойтесь.
— Да что вы заладили! — отмахнулся Самсонов. — Я спокоен. — Он посмотрел на раскрытую полевую книжку.
В книжке еще было записано: «На фронте первого корпуса бой шел весь день, много было дано категорических приказаний не уступать ни шагу, что пока и выполнено. Отражая атаки огнем, части корпуса на левом фланге переходили в наступление. Большую помощь оказал подошедший дивизион тяжелой артиллерии…» И запись обрывалась. Видно, события опередили начальника штаба, дальше писать не имело смысла.
— И замените в первом корпусе начальника штаба, — сказал Самсонов. Все, Петр Иванович! Я думаю завтра ехать к Мартосу. Я должен все видеть сам!
Постовский вздохнул, не отзываясь ни словом на небывалое заявление командующего. Бросать командный пункт, откуда руководил войсками, и мчаться очертя голову, на передовую? Это было необдуманно. Остынет — сам поймет, что он не эскадронный. Дверь отворилась, вошел Вялов.
— Ваше превосходительство! — решительно произнес он. — Сообщение из шестого корпуса. Корпус отошел.
— Бог с вами, полковник! — воскликнул Постовский. — Там у немцев и сил-то нет никаких.
— Слышите? — усмехнулся Самсонов. — Дайте-ка телеграмму! Прочитал: «После боя 13 августа у Гросс Бессау севернее ст. Ротфлис 6-й корпус отошел к утру сего дня в район Нейендорф — Пфафендорф — Менсгут. Потери в людях довольно значительны… Оставлено (еще не выяснено сколько) несколько орудий и пулеметов. Обозы во время боя были нагромождены у самой позиции… Войска перемешаны с обозами…» Постовский тоже прочитал и раздраженно спросил Вялова:
— Это что же? Они берут нас в клещи?
— Скоро выяснится, — ответил Вялов. — Во всяком случае Мартос и Клюев могут оказаться в сложном положении.
— Предлагаете отступать? — Еще более раздражаясь, спросил Постовский.
— Выбор у нас небольшой, Петр Иванович, — невозмутимо вымолвил Вялов. Возможно, придется. Но если б нам успеть повернуть центральные корпуса, мы бы тогда еще посмотрели, кому надо отступать.
Самсонов слушал и вспоминал, как на Янтайских позициях пехотная дивизия побежала было, но его кавалерийские офицеры остановили ее и повели вперед. Потом вспоминалась ночная атака на ханшинный завод ради спасения французского лейтенанта. Это было странное совпадение: тогда положили за тело Бюртена трех убитыми и два десятка ранеными, а сегодня тоже спасали, на сей раз всю Францию.
Командующий перешел к карте и переставил флажки, обозначающие дивизии шестого корпуса, между озерами в точку Пассенгейма. Здесь они должны встать и в узком озерном дефиле лечь костьми, но не пропустить врага.
Снова дверь отворилась, подполковник Андогский попросил разрешения войти. Вид у него был бодрый.
— Только что взяли Мюлен! — объявил он, улыбаясь.
Прорвали-таки! Вот Мартос, и тиран, и заездил свой штаб, а колотит германцев, спасает армию.
Постовский хлопнул в ладоши, шагнул навстречу Андогскому и забрал телеграмму.
— Кто подписал? Мартос? — спросил Самсонов.
— Полковник Панаш, — ответил Постовский. — Скромен наш Николай Николаевич! У него не «взят» Мюлен, а всего лишь «занят», точно без боя… Ну слава богу!
Блеснула надежда.
Как все сошлось! Позорный отход Артамонова, конфуз Благовещенского, порыв Мартоса.
— Завтра к Мартосу! — приказал командующий. — На месте разберемся, как быть дальше.
— Но, — возразил Постовский. — Как же поддерживать связь с корпусами?
— Никаких «но»! Едем в Надрау, — велел Александр Васильевич. Положение у нас пиковое. У немцев, я думаю, — тоже. Все решается завтра. Я должен быть в войсках!
Это было сказано угрожающим тоном, и Постовский замолчал и стал нервно сгибать бумажку телеграммы.
— Вы свободны, господа, — произнес командующий.