Генерал Самсонов

И, хотя Крымов предлагал то же, что и Постовский, в его словах Самсонов услышал не упрек, а ободрение. — Ну коль английский чай… — согласился командующий. — Что ж.

Он повернулся к окну, теперь можно было взглянуть на Остро — ленку, которую он помнил молодым.

Внизу по площади тянулась тень от костела, а за костелом в ясном утреннем небе поднималось утреннее солнце. Лучи вырывались из-за костела и доходили до окна, ложились на белый подоконник, на правую руку Александра Васильевича. Возле лавки с красно-белой вывеской женщина мыла щеткой и мылом тротуар, пенистая вода стекала на брусчатку. Тогда тоже мыли. И ничего как будто с той поры не изменилось: те же костел, каменные дома, деревья. Только Самсонов постарел, стал понимать о себе, что не он вечен, а вечна империя, вечна вера.

— Прекрасное утро, — сказал он. — Август… Почему-то мне везло в августе — и с турками, и с японцами.

— В августе — Куликовская битва и Бородино, — вспомнил Крымов.

— А Крымская кампания? — спросил Постовский. — Как она вписывается в вашу хронологию?

— Хм, — произнес Крымов. — Не люблю. У вас отрицательный склад мысли, Петр Иванович.

— Не привык обольщаться легендами, — ответил Постовский. — В наших легендах все чересчур возвышенно. А я должен помнить о дурных дорогах да отсталых обозах. В Крымскую-то кампанию материалисты англичане с французами поучили нас, идеалистов…

— Пойду Купчику скажу, чтоб самовар ставил, — объявил Крымов, больше не поддерживая разговора об августовских победах.

Вскоре пили чай в кабинете Постовского. Место выбрал вестовой Самсонова, донской казак Купчик — трубач 11-й конной артиллерийской батареи, решивший, наверное, сделать приятное Петру Ивановичу. Он расстарался, и на расшитой, как рушник, скатерти были свежие булочки, масло, сливки, ветчина.

— Та чего там, — ответил Купчик на расспросы Постовского. — Пошел та прикупил. Грошей они дали.

Постовский недоверчиво покачал головой, словно посчитал, будто ловкий казак не хочет говорить правду.

— Аль не верите? — изумился Купчик. — Може, думаете, на шармачка взял?

Постовский отвернулся, почувствовав несоответствие с ним, и сказал Самсонову:

— Мы вот роскошествуем… — Он недоговорил, но было понятно, что недосказанная часть фразы касалась полуголодных войск.

Смутный человек был Петр Иванович! Недаром прозвали его «бешеным муллой», что-то в нем было неверное.

— Наливай, — распорядился Самсонов. — Приятного аппетита, господа.

Он наблюдал за тем, кто как ест, и, доверяясь чутью, оценивал этих малознакомых людей, которые являлись его ближайшими помощниками и от которых он во многом зависел. Постовский ел о гримасой озабоченности. Филимонов решительно и с удовольствием. Начальник оперативного отделения, полковник Вялов — с мужественным достоинством. Начальник разведывательного полковник Лебедев — весело и легко. Его сотрудник, штабс-капитан Дюсиметьер — с грациозной небрежностью.

Самсонов вспомнил иную трапезу, гусарскую, в Болгарии, после жаркой стычки.

— Прямо в поле вырыли две канавы, одна от другой на расстоянии вытянутой руки, ноги свесили — и как за столом сидишь. Вино было и хлеб. Веселей того угощения не помню. А только что дрались, и потери были. Но ничего. Все знали, приносим жертву во имя славянства. И солдаты знали. Сильнее мысли, чем национальная, нету. Особенно на войне.

Александр Васильевич поведал о своих чувствах восемнадцатилетнего корнета и не стал проверять их современной политикой, хотя, конечно, сейчас знал, что, как и тогда, идея славянства опиралась на жажду отыграться за Крымскую войну, так и нынче державе нужно доделать начатое предками — выйти к Проливам, утвердиться в византийском наследстве. Правда, жертва легко совершалась только во имя единоверцев — болгар, но не во имя Проливов.

После завтрака началось оперативное совещание, а штабс-капитан Дюсиметьер отправился в авиаотряд тринадцатого корпуса, стоявшего в окрестностях Остроленки.

Уже было известно, что первая армия вчера перешла границу, с боями продвинулась до линии Вилупен, Дегезен, Бильдевейген, Мельмекен, Дубенинкен, Ковален (указка полковника Вялова скользит над подкрашенной картой за чуть синеющими Мазурскими озерами), захвачены у Бальдервейгена пленные, два пулемета, семь орудий, двенадцать зарядных ящиков (на лице Постовского кислое выражение); сегодня армия продолжает наступать.

— Наше развертывание, — продолжает Вялов.

Ясно, что вторая армия не успевает к назначенному сроку.

— Что в районе Млавы? — спросил Самсонов, и в этом простом вопросе всем открылась его тревога.

— По донесениям нашей конницы, до дивизии пехоты, — ответил Вялов. Вчера мы телеграфировали Артамонову, чтобы он двигался на Млаву и чтобы со второго перехода он шел на одной высоте с пятнадцатым.

Указка полковника прочертила от крепости Новогеоргиевск через Насельск, Цеханов до Млавы путь первого корпуса под командованием генерала от инфантерии Артамонова.

— Наши соображения основываются на особой важности для армии нашего левого фланга, — вымолвил Постовский.

Самсонов кивнул. Об этом он докладывал Жилинскому.