Августовское солнце поднималось навстречу автомобилю, тени от деревьев быстро укорачивались, рессоры поскрипывали. Мартос торопил шофера, время от времени тыча жестким кулаком в шею. Проезжали придорожные кресты, украшенные расшитыми полотенцами и увядшими цветами.
Крестов было много - и каменные, и деревянные. Десятки полотенец, одни белые, новые, другие посеревшие, превратившиеся в тряпки, свисали с них, напоминая, должно быть, Господу о крестьянских молитвах.
За лесами открывались скошенные поля с мелкими ко- пешками ржи; встречали крестьянские базы, полные таких копен, и в окна долетал сухой запах хлеба.
В одной деревне под колеса с лаем кинулась собачонка, но шофер объехал ее, втянув голову в плечи, боясь нового тычка. - Не бойся, сынок, - сказал генерал. - Незачем собаку давить.
И через минуту настиг его ушей жалкий визг - казаки затоптали дворняжку.
- Чужое не жалко, - объяснил адъютант. - Простота и варварство. Дети степей.
- Печенеги! - буркнул Мартос.
Проехали деревню. Везде моста автомобиль остановился, генерал вышел, закурил, прошел мост пешком, и адъютант шагал следом, рядом с поломанными перилами.
Вода журчала у свай, на берегу гагакали уцелевшие после прохождения войск гуси.
Мартос перешел мост, за ним переехал автомобиль и конвой. Шофер открыл дверцу, но генерал продолжал курить, строго глядя на казаков.
- Подъесаул, обывателей обижаете? - опросил он сердито. - Делаю вам замечание!
- Кто обижает, ваше высокоблагородие? - с лукавым простодушием ответил рыжеватый крепконогий подъесаул, поглаживая ладонью холку разгоряченной лошади. - Недосуг нам по сторонам глазеть, мы за вами летим...
- Печенеги и есть! - бросил Мартос. - Не сметь обижать.
Поехали дальше по нескончаемой песчаной дороге, тянущейся, как ей вздумается, - и наехали на новую деревню с такой же лающей собачонкой, с нижними хатами, крытыми серой соломой, выглядывающими из-за углов крестьянками.
Снова взвизгнула попавшая под копыта или под казачью плеть глупая собачонка. Но Мартос не шелохнулся: дважды повторять - только себя терять; переделать же казаков он не мог.
И вдруг наехали на зеленую армейскую повозку, стоявшую прямо на дороге. Обоз! Несколько нижних чинов стояли и глядели, как выпрягают лошадей.
Мартос выпрыгнул из автомобиля и, увязая в сыпучем песке, двинулся к повозке, обгоняемый слева и справа адъютантом и подполковником-интендантом. Однако раскормленному подполковнику нелегко состязаться с порывистым Мартосом, отстал подполковник, а генерал как коршун на цыплят налетел на ездовых. Зачем выпрягли? Там войска без хлеба! Где не проходят? Я вам покажу, как не проходят, сразу все пройдет!
Схватив кнут, Мартос огрел по руке подставившего руку ездового, который пытался что-то объяснять.
Ездовой почесал ушибленную руку и продолжал твердить свое. Выглядывая из-за морды лошади, второй солдат с любопытством, но без испуга разглядывал генерала. Двое других нижних чинов поворачивали головы и повернули их, задрав носы к небу.
Послышался какой-то треск, который мешал Мартосу слушать, и Мартос невольно посмотрел вверх. Там летел аэроплан, - непонятно чей. Здесь, на земле, застрял в песках обоз, а в небесах парила железная птица.
С аэроплана могли кинуть бомбу или обстрелять, но помочь обозу никак не могли.
В голове Мартоса промелькнуло воспоминание детских лет, времен Киевской военной гимназии, где он учился вместе с Самсоновым, - привиделись пещеры Печерского монастыря и калеки-солдаты с медалями за Крымскую войну, поющие возле пещер Бога ради.
Подскакали казаки, сорвали винтовки с плеч, чтобы палить по аэроплану.
- Не стрелять! - крикнул Мартос. - Только по моей команде.
Что на крыльях? Но не разобрать, что там на крыльях.
И еще мелькнуло у Мартоса, что вот сейчас он ударил ездового, а ведь ездовой догадлив: только двойной тягой идет повозка по этим пескам.
Теперь Мартос, выходит, виноват? Командир корпуса, у которого таких нижних чинов сорок тысяч, - перед одним рядовым?
- Вот, ребята, - сказал Мартос, нацелив на аэроплан кнутовище. - Там такие же, как мы, люди сидят. А вы - что? Завязли? Стыдно, ребята!
Трехцветные круги российского флага - красный, синий, белый - стали видны на крыльях.
Казаки замахали винтовками, закричали печенежскими голосами. Ездовой радостно улыбнулся и, скинув фуражку, тоже замахал. Без фуражки он сразу сделался похож на мужика, только стриженного.
- Ну, давайте, - поторопил подполковник. - Надо соответствовать, сами видите. Давайте-давайте!
И ездовые повели лошадей назад, оставив повозку, к другой ожидающей их за версту отсюда повозке, чтобы тащить ее вперед.
Войска шли, обязаны были идти, несмотря ни на что, ни на пески, ни на малые силы людей и животных.
* * *
К восьмому августа пятнадцатый корпус подошел к русско-германской границе, и именно в этот день, в два часа пополудни, должно было произойти солнечное затмение, о чем во всех полках было оповещено в соответствующих приказах для разъяснения нижним чинам.