Попрощались и разошлись. Девушка побрела дальше, вновь почувствовав себя никому не нужной «старухой». Правильные выводы? Легко сказать! Гимназию – и ту не закончила. А еще подумалось, что товарищ Ким все-таки лукавит. Перед прочими ум свой показывать не спешит, а ее вроде как на место ставит.
«А чего ты хотел? – негромко донеслось сзади. – Полковничья дочка, голубая кровь!»
Кто именно сказал, не расслышала, но все-таки обернулась. Двое были уже на другом конце площади. Нет, не двое! Из-за древнего собора к ним скользила третья тень, пониже и в плечах поуже. Подошла, замерла…
Ольга прикрыла веки, ловя далекие еле различимые обрывки чужих слов.
– Гондла, когда вы, наконец… К черту, Егор, надоело!.. Не ссорьтесь, товарищи, Лариса, ты…
Люди-тени, голоса-тени. Товарищ Ким, кожаный человек Егор Егорович и Гондла – она же Лариса… Зотовой внезапно почудилось, что женщину она уже встречала. Голоса слились в неясный, далекий шум…
– Ты это своему Радеку скажи!
Чей-то смех, резкий голос в ответ. Трое, горячо споря, завернули за угол. Исчезли. Бывший замкомэск невесело хмыкнула. Вот все и разъяснилось! Как говорится, с миру по нитке – голому петля.
Лариса – «свой» Радек – Гондла.
Несколько лет назад еще не расстрелянный Гумилев посвятил пьесу «Гондла» своей подруге – молодой поэтессе Ларисе Михайловне. Ныне уже не столь молодая Лариса Михайловна числилась гражданской женой Карла Радека.
Получите – и распишитесь!
Ольга, поставив портфель на мокрый булыжник, вырвала из кармана папиросную пачку, достала зажигалку. Резкий горький дым, горькая недобрая память.
Значит, вот о чем твои стишки, Лариса Михайловна? Пылающая многомужняя дева, Гелиос в кожаном пальто и царственный Зенит по имени Ким Петрович… Интересно, на Ваганьковом ты тоже их читала?
«Где Виктор Вырыпаев?»
5
– Па-а-а-аберегись!..
Звон стекол, а следом громкий треск, словно где-то рядом занялись колкой дров. Крик – откуда-то сверху, не иначе с ближайшей тучи. Товарищ Москвин машинально поглядел на небо, ничего, кроме все тех же туч, не увидев…
– Да что вы делаете, товарищи?!.
Ага, за углом!
Сворачивать Леонид не собирался. В Сенатском корпусе у него дел не было, к тому же подъезд находился в двух шагах. Однако не каждое утро в Главной Крепости начинается столь весело!
– На третьем! Они на третьем!..
Товарищ Москвин, мельком взглянув на равнодушных охранников у входа, посмотрел за угол – и невольно зажмурился. Сверху что-то падало.
Трррресь!
Это был стул, самый обычный, с казенной кожаной обивкой. Все, что от него осталось, теперь лежало на влажных после ночного дождя булыжниках. Чуть дальше было раскидано то, что совсем недавно числилось креслом. Стекол тоже хватало вместе с остатками рам.
Леонид покачал головой и, отойдя подальше, взглянул наверх. Итак, третий этаж, длинный ряд окон под скучной зеленой крышей, посредине – невысокий купол со шпилем, тоже зеленый. Все рамы оказались на месте, кроме одной, пятой от угла. Товарищ Москвин принялся вспоминать, что именно там находится, но не смог. В Сенатском корпусе он бывал не слишком часто и не выше второго этажа.
– Лети-и-и-и-т!
Еще один стул – не из разбитого окна, из соседнего. Протиснулся через раму.
Трррррресь!..
Между тем собиралась толпа. Время было самым подходящим: начало рабочего дня, сотрудники спешили на службу. Неведомые хулиганы на это, вероятно, и рассчитывали. Из разбитого окна выглянула чья-то голова, дернулась, поглядела по сторонам:
– Товарищи-и-и-и-и! Сюда, товарищи-и-и!..
Бывший оперуполномоченный прикинул возможную причину безобразий. Пожар с потопом отверг сразу, белогвардейский налет – тоже. Буйное помешательство прямо на рабочем месте? Тогда почему охрана скучает?
– Квартира Вождя, – констатировал кто-то. – Ну, будет им сейчас!..
Леонид, не поверив, еще раз поглядел наверх, лихорадочно вспоминая расположение кабинетов. Служебный, Председателя Совнаркома тоже на третьем, но двумя окнами правее. Неужели?..
– Товарищи-и-и!
Все та же голова, на этот раз вместе с плечами, свесилась вниз.
– Слушайте-е-е! Руководство ЦК, прикрываясь именем Вождя, готовит государственный переворот. На ближайшем Пленуме будет принято решение о ликвидации Союза Социалистических…
Голова исчезла, сквозь разбитое окно послышались громкие крики. Толпа ответила дружным недоумевающим гулом. «Спятили!» – уверенно заявил чей-то начальственный бас. Товарищ Москвин мысленно с этим согласился, но уходить не спешил. Психи тоже разные бывают. Одно дело, если орут: «Я – Наполеон!», совсем другое, когда поминают Центральный Комитет.
– Товарищи-и-и-и!..
Снова голова, причем не одна.