Генерал Кутепов

То, что произошло в последующие два дня, полностью подтвердило непонимание характера событий ни императором, ни его генералами, которые верили, что уступками думской оппозиции можно избежать гражданской войны и удержать порядок. Они разыгрывали привычную комбинацию "Правительство Дума", то есть "Бюрократия - Интеллигенция", где вправду можно было бы найти компромисс.

Они хотели заштопать прореху, не замечая пропасти.

Первого марта Николай II прибыл в Псков, где размещался штаб Северного фронта.

Генерал Алексеев в Ставке и генерал Рузский в Пскове считали, что надо отменить посылку верных войск в Петроград.

Свое особое мнение генерал Н. Н. Рузский выразил свите Государя весьма открыто: "Остается, - сказал он, - сдаваться на милость победителей", считая, что "победители" - это думский блок.

В устах генерала слова о сдаче были признаком формального предательства.

Тем временем верные войска двинулись на мятежную столицу.

Батальон георгиевских кавалеров с генералом Н. И. Ивановым во главе достиг вечером первого марта Царского Села. Железнодорожников они приводили в чувство одной угрозой полевого суда, на ближних к столице станциях усмиряли революционных солдат, ставя их на колени.

Полки Северного фронта, 67-й и 68-й, выдвинулись к городу. С других фронтов продолжали идти верные полки.

"Достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание было подавлено".

Вечером первого марта Николай II и генерал Рузский разговаривали в течение нескольких часов. Этот разговор все решил.

Но еще во время разговора была от имени царя послана генералу Иванову телеграмма: "Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать".

Еще во время разговора генерал Рузский остановил отправку войск Северного фронта и повернул обратно уже отправленные.

Одновременно Ставка распорядилась отправляемыми частями Западного и Юго-Западного фронтов: остановить, не производить "до особого уведомления".

Долгий разговор государя с генералом закончился согласием Николая на формирование правительства из членов Думы.

Но поскольку Дума не имела реального влияния на революционные события и ею только прикрывался Совет рабочих депутатов, согласие царя означало просто капитуляцию.

Он не знал, что подписывает себе смертный приговор. И Великой России.

Он стремился избежать ненужного кровопролития.

Он предполагал, что отныне Россия будет конституционной монархией, подобно Англии.

И жили бы мы сейчас, как англичане, испанцы, датчане, шведы, норвежцы, японцы и другие многие непрогрессивные народы, - с монархом!

Второго марта, оказалось, положение в Петрограде таково, что требуется уже отречение императора.

Генерал Алексеев запросил по этому поводу мнение всех командующих фронтами. Он сопроводил запрос таким заключением: "Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения. Необходимо спасти действующую армию от развала; продолжать до конца борьбу с внешним врагом; спасти независимость России и судьбу династии".

Командующие согласились с Алексеевым.

Как, должно быть, легко казалось им можно поменять во время трудной войны руководство страны!

Алексеев разочаровался в своих надеждах уже на следующий день. Он заявил: "Никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, послушался их и послал телеграмму Главнокомандующим по вопросу об отречении Государя от Престола".

Впоследствии и Рузский выражал такие же настроения.

Все они, участники этой драмы, пеклись о благе Родины, понимая его по-своему.

"Кругом измена и трусость и обман", - записал Николай II в своем дневнике 2 марта 1917 года.

Российская империя сошла с исторической сцены.

Ее эпоха была самой яркой и славной. Ее культура, ее храмы, ее военные победы сделали ее Великой.

И вот ее не стало.

Один из прощальных гимнов в ее честь принадлежит Уинстону Черчиллю, тогдашнему английскому военному министру:

"Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена...

Согласно поверхностной моде нашего времени царский строй принято трактовать, как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен был бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна.