В 1925 году евразийцы начали активно привлекать военных. Евразиец Сувчинский встречается с начальником корниловской дивизии Скоблиным и так пишет о нем: "Он всецело сочувствует нефти (то есть евразийству. — Авт.), готов способствовать самой энергичной пропаганде в галлиполийских организациях Франции, Бельгии и Болгарии и предоставляет своих лучших людей для отправки на Восток".
В марте он пишет Савицкому: "Сегодня выехал к Вам в Прагу Твердев (Скоблил. — Авт.), на которого мы возлагаем большие надежды. Он освоился идейно с евразийством".
Савицкий отвечает: "Военно-корпоративное начало есть начало ценнейшее. Но если его сделать самодовлеющим, то вместо евразийства и евразийской секции получится ухудшенное издание белого движения. Последнее погибло между прочим из-за этой корпоративности… Сопряжение гражданского начала, как общего, и военного, специального, которое осуществили коммунисты, есть единственное правильное. Вне осуществления этого сопряжения нет евразийства".
Да, белые генералы должны были рано или поздно попасть в круг интересов евразийцев. Появление Скоблила здесь не случайно. Однако для евразийцев генералы менее ценны, чем среднее офицерство. Генералы вряд ли откажутся от догм белой борьбы. И Савицкий отмечает:, "Ведь в настоящее время нами заинтересовались люди вполне определенной формации. Это промежуточный командный слой, который внутренне наиболее близок к аналогичным контингентам с другой (разрядка наша. — Авт.) стороны".
Вот где разгадка! Евразийцы уже идут по мосту обратно в Россию, и им важно найти там опору. Не случайно в заметках Савицкого есть открытое противопоставление евразийства и Кутепова. Кутепов с его непримиримостью не воспринимается. Не случайно, в "Секретной переписке" Совета евразийства о людях Кутепова говорится отрицательно: "Решительно не понимаю, на что они нам нужны…Все, кто видел г-жу Шульц при первом ее появлении вместе с Федоровым (Якушевым. — Авт.)… единогласно охарактеризовали ее самым нелестным образом…Если же мы наберем себе окружение из господ вроде племянников (конспиративное имя четы Шульц. — Авт.), то это окружение станет для нас обузой и свяжет нас так, что мы скоро и рта не сможем открыть…"
Горячая жажда борьбы, которой было пронизано каждое движение Марии Владиславовны, для евразийцев казалось пережитком гражданской войны. Если в "Тресте" они не заметили опасности, то в своей среде все оттенки воспринимались ими отчетливо. И действительно, расхождения между идеологией белой борьбы и евразийством были велики. Для ГПУ рано или поздно эти расхождения должны были стать заметны и тогда неизбежно должны были последовать попытки высечь из них искры пожара.
В начале 1925 года чета Шулъц была использована контрразведывательным отделом для заманивания на территорию СССР английского разведчика Сиднея Рейли. Косвенно в этом принимал участие и Кутепов, с которым Рейли встречался в Париже. К возможностям эмиграции англичанин был настроен критически, зато силы "Треста" казались ему значительными.
Двадцать четвертого сентября Рейли перешел финскую границу. Двадцать седьмого сентября он был в Москве, сопровождаемый Якушевым и евразийцем Мукаловым. На даче в Малаховке состоялось заседание политсовета "Треста". Рейли предложил сотрудничество с Интеллидженс Сервис. Вечером он должен был возвращаться в Ленинград. Вместо невских берегов он увидел стены камеры на Лубянке. Правда, перед арестом ему дали возможность отправить за границу открытку, которой он хотел удостоверить свое опасное путешествие в большевистскую столицу.
В ночь на двадцать девятое сентября на финской границе возле деревни Ала-Кюль была инсценирована перестрелка, в которой якобы погиб Рейли и его спутники. "Трест" должен был остаться вне подозрений.
Звезда Рейли закатилась, с ним расправились будто шутя. А Мария Владиславовна писала Якушеву: "У меня в сознании образовался какой-то провал. У меня неотступное чувство, что Рейли предала и убила лично я… Я была ответственна за "окно".
Но тем не менее, когда в Гельсингфорс приехала жена Рейли Пепита, Мария Владиславовна убедила ее в непричастности "Треста" к гибели разведчика.
В Москве тоже была легко разыграна сцена скорби, в которой участвовал и ничего не подозревавший Мукалов. Его же вместе с чекистом Зубовым направили на расследование к деревне Ала-Кюль, где он убедился в том, в чем хотели его убедить авторы этой контрразведывательной драмы.
Мукалов обеспечил еще одно алиби "Тресту", однако Марии Владиславовне этого было недостаточно. Она заставила Радкевича спешно выехать из Финляндии в Москву для самостоятельного расследования. Ничего нового он не узнал,
"Трест" сохранил свое доброе имя, а Рейли погиб. Его расстреляли третьего ноября 1925 года.
Попал в сети "Треста" и Василий Витальевич Шульгин, тот самый член Государственной Думы, который вместе с Гучковым принимал отречение Николая II.