Генерал Юденич

Однако только-только прибывшая в Маньчжурию пехотная дивизия решить поставленную боевую задачу не могла — её люди не спали уже три ночи подряд. Должной поддержки артиллерии не было, патроны подходили к концу. Бойцы горячей пищи не получали, сухарей им из тыла не подвезли. Люди засыпали прямо под разрывами вражеских снарядов. Ротные санитары выбивались из последних сил.

Командир дивизии устроил совещание с командирами полков, позабыв пригласить на него полковника Юденича, который так удачно помог минчанам отбить вражескую атаку. Было принято решение: не закрепляться на ближних подступах к Сандепу, а отступить от селения.

Отступали небольшими группами, под покровом темноты, чтобы не навлечь на себя в лунной ночи огонь японской батареи. 18-й стрелковый полк, унося раненых и погибших, пошёл к деревне Вандзявопу на берегу Хуньхэ. Сгоревшая дотла Сяосуцзу и погоревшая во многих местах Баотайцзы возвращались неприятелю.

Николай Николаевич не мог согласиться с таким решением начальника пехотной дивизии, которой его полк придали на время боя для усиления. Но что было делать? Приходилось подчиняться принятому без его участия решению. В стрелковых ротах больше всего возмущались молодые офицеры из числа подпоручиков и прапорщиков:

   — Доколь мы будем так воевать...

   — Взять на штыках две деревни, угробить столько людей и на тебе — отдать всё японцам...

   — Надо вновь пойти на штурм. Посмотрите в глаза солдатам.

Тогда ещё не знали, что бесплодная атака на Сандепу силами целой пехотной дивизии обернётся следующим образом. Известие о понесённых потерях только усугубит общее уныние отходящих к северу русских войск. Японцы же в свою очередь сочтут этот бой за свою большую победу и будут трубить о ней во фронтовых сводках с материка:

«Доблесть воинов императорской армии. Отступающие русские силами многих полков атаковали день и ночь позиции нашей пехоты у селения Сандепу. Но храбрость солдат и офицеров микадо не позволила им ворваться в него. Противники — пехотинцы и сибирские стрелки — понесли большие потери, которым не было равных со времени боев на реке Шахэ…»

Полковнику Юденичу, как прошедшему полный курс Николаевской академии Генерального штаба, было ясно одно, корпусные командиры генералы Гриппенберг и Штательберг в очередной раз перемудрили. Воевали так, как русские не воевали никогда. Суворовским духом «Науки побеждать» в Маньчжурии и не пахло.

Но это было ещё ничего. Хуже было то, что, начиная со штабов корпусов Маньчжурской армии, не говоря уже о самом генерале от инфантерии Куропаткине, любая частная инициатива на уровне полков и дивизий не приветствовалась. Это была настоящая трагедия для старшего офицерского состава армии.

Николай Николаевич уже не в одном бою чувствовал себя связанным по рукам и ногам осторожнейшими приказами свыше. Он не раз с плохо скрываемым возмущением говорил своим коллегам, таким же, как он, полковым командирам:

   — Как же можно воевать, если на атаку одним батальоном — не полком я должен испрашивать разрешения даже не у дивизионного, а у корпусного командира...

   — Как же я могу поощрить разумную инициативу командира батальона или роты, если мне это непозволительно делать...

Полковник Юденич никак не мог забыть своего донесения в корпусной штаб с просьбой разрешить ему силами одного стрелкового батальона и пулемётной команды ночью атаковать японцев, закрепившихся в деревне Тхоудолуцзы. Он сумел узнать от местных жителей-китайцев, что часть вражеской пехоты оставила деревню и ушла по дороге в сторону железной дороги, — момент для атаки получался самый удобный.

Но из корпусного штаба пришёл ответ с категоричным отказом, который полковой командир ожидал получить меньше всего:

«Атаку ночью Тхоудолуцзы не разрешаю. Вы рискуете потерять много людей заблудившимися и отрезанными от своих. Берегите своих людей. Не ввязывайтесь в случайные бои».

Солдат полковник Юденич берег, как только можно было их беречь на большой войне. Но вот с тем, что ему не следовало «ввязываться в случайные бои» с японцами, он согласиться никак не мог. На то и была война, чтобы сражаться с врагом. Тем более что побед больших в Маньчжурии русское оружие пока не видело.

Русские войска вновь отступали. На равнине колыхалось, как море, бессчётное число вооружённых людей, обозов, орудий. Кавалеристы с трудом прокладывали себе дорогу сквозь походный строй пехоты. Дорожная грязь превратилась в липкую жижу, которая облепляла всех и всё. При отступлении случалось всякое, учившее не одного полковника Юденича уму-разуму на войне. Эта наука пригодится ему ровно через десять лет на Кавказе.

Однажды в рядах пехотного Нейшлотского, только-только прибывшего в Маньчжурию из России полка, возникло замешательство. Шедшая впереди рота близ насыпи железной дороги неожиданно увидела в кустах нескольких читинских казаков-бурят, кипятивших на костерке чай. Их монголоидные лица и жёлтые околыши на фуражках ввели ещё не опытных пехотинцев в заблуждение. Приняв забайкальских казаков за японцев, рота нейшлотцев залегла и открыла по ним беглый огонь из винтовок.