Генерал Юденич

В кабинет генерала вошёл дежурный по штабу. Оторвавшись от бумаг, Юденич спросил офицера:

   — Что у вас?

   — Ваше превосходительство, прибыл первый транспорт с ранеными из долины Аракса.

   — Где сейчас раненые?

   — Разгружаются в эвакуационном госпитале. Дальше другим транспортом будут отправлены в Карс и Тифлис.

   — Прикажите подать мне и адъютанту коней. Съезжу к раненым, послушаю, что нижние чины думают о наступлении.

В казарменном одноэтажном каменном здании эвакуационного госпиталя было по-зимнему темновато. Раненых прибыло много, и фигуры в серой от шинелей толпе выделялись только белыми повязками на головах, руках, ногах.

Николая Николаевича, давно привыкшего к фронтовой жизни, поразили спокойные, даже какие-то сосредоточенные лица раненых солдат. Словно что-то особенное залегло в их глазах, видевших смерть на поле брани, в складках сжатых от боли губ. Командующий остановился около совсем молодого солдата, спросил его:

   — В бою был в первый раз?

   — Впервой, ваше высокоблагородие.

   — Сам откуда будешь?

   — Из рязанских. Рижского уезда, деревня Бугровка.

   — Что, страшно было в бою?

   — Страшно... Но только сперва. Потом попривык.

   — Солдат виновато, словно стыдясь своей слабости, опустил глаза.

   — Куда ранен?

   — В грудь. Пуля там застряла. Не болит, но говорить трудно, потому и голос у меня тихий стал.

   — Ничего, держись. В госпитале тебя поправят.

Другой раненый, к которому обратился Юденич, оказался разговорчивее и бойчее, чем первый. Слегка улыбаясь, он стал торопливо рассказывать о себе:

   — Пуля — ерунда. Да и стреляет турок неважно. Сначала — немножко эдак жмёшься: засвистит справа — гнёшься влево, а слева слышишь — з-з-з... опять вправо. Потом на самого себя смешно делается: просвистела, так уж не укусит.

   — А как тебя ранило?

   — В атаку шли. Как щёлкнет пуля в руку, я о том и не догадался сразу. Так, обожгло, что-то на минутку и прошло. Чувствую вдруг — рукав мокрый. Глядь, а он весь в крови! И как увидел это, так сразу и ослабел. То стрелял, бежал с ротой, падал на землю, опять бежал вперёд. А тут сразу и ноги подкосились, и винтовку удержать не могу, в глазах круги пошли.

   — Кто тебе первую помощь оказал? Ротный санитар?

   — Никак нет, сам. Ну присел и давай перевязку делать. Бинты, там, и всё, что нужно, теперь у каждого солдата есть, дате высокоблагородие.

Последний, с кем поговорил Юденич, оказался Георгиевский кавалер, унтер-офицер по званию. Марлевая повязка закрывала у него всю голову и глаза. Подошедший госпитальный врач доложил командующему:

   — Ранен в лицо, перебит глазной нерв. Но держится молодцом — боль терпит стойко.

   — Как тебя звать? С тобой говорит командующий армией генерал Юденич.

   — Взводный унтер-офицер Митрохин Иван. Из 9 Туркестанского стрелкового полка, 14 роты.

   — Где был ранен?

   — На берегу реки Араке. Когда наш батальон атаковал турецкую деревушку у горы.

   — Как это было?

   — Мы подошли к деревеньке уже совсем близко, ворвались в сады. Турки стреляли из ружей. Ротный приказал мне вести взвод в обход крайних домов. Побежали посаду от дерева к дереву. Турецкие пушки начали стрелять — их батарея близко стояла. Остановился я на миг за деревом, а тут и оглушил меня удар откуда-то сверху.

   — Что было потом?

   — Мне показалось, что у меня полголовы снесли, и я закричал: «Братцы, я убит!» Прислонился к дереву, а кровь заливает лицо. Слышу, что мимо меня бегут солдаты, кричу им: «Братцы, захватите меня с собой!» А они мне в ответ кричат: «Некогда. В штыки идём». Там я упал, в саду-то. Потом санитары подобрали.

   — Как себя сейчас чувствуешь, Митрохин?

   — Сейчас лучше. За глаза врач обнадёживает. А так — ничего. За отечество постоял.

   — Крепись, взводный. Сегодня же дам команду, чтоб Тебя представили к Георгиевскому кресту за храбрость.

   — Премного благодарен, ваше высокоблагородие...

   — Покидая госпиталь, Юденич спросил сопровождающего его военного врача, старшего в приёмной смене:

   — Есть ли надежда у унтер-офицера Митрохина? Будет он хоть немного видеть или нет?

   — Трудно сказать. Один глаз потерян безвозвратно, почти нет надежд на сохранение другого. Надежда на чудо, природное здоровье и Господа Бога.

   — Дай Бог, чтоб он остался зрячим...

Как и предусматривалось планом, армейская группа прорыва вступила в бой 30 декабря. Передовой отряд генерала Волошина-Петриченко получил задачу овладеть укреплённой горой Кузу-чан, а затем — селением Шербаган. Отряд генерала Воробьёва и Сибирская казачья бригада, скрытно сосредоточившись у селений Сономер и Геряк, начали выходить в ближний тыл турецким войскам, сражавшимся в Пассинской долине.

Могилёвская Ставка ежедневно интересовалась ходом наступления на Кавказе:

   — У аппарата Верховный и начальник штаба Ставки генерал Алексеев. Доложите о ходе наступления!

   — Наступление идёт в полосе всех армейских корпусов. Войска действуют успешно, в соответствии с планом операции.

   — Потери большие?

   — По всей видимости, нет. Точных данных о боевых потерях штаб армии пока не имеет.

   — Как ведёт себя противник?

   — Под давлением атакующих отходит на всех направлениях с боем, стараясь зацепиться за горные перевалы.