Генерал-фельдмаршал Голицын

Борис Петрович чувствовал себя после поездки на Мальту несколько уязвленным холодной встречей в Москве. Хотя царь и одобрил все его дипломатические виктории и особливо получение Мальтийского креста и звания кавалера Мальтийского ордена, но при дворе Шереметева не оставил, а опять отправил в глухомань, в ненавистный уже Белгород грозить оттуда туркам, охранять рубеж от набегов крымцев. Наособицу задело Шереметева, что его не привлекли и к созданию новой регулярной армии, словно навечно оставив генералом старого строя.

Правда, характер Борис Петрович имел добродушный и нрав отходчивый и сразу принялся не столько за командование Белгородским разрядом (и что им командовать, ежели после Азовских походов все солдаты разбрелись по своим хуторам и собирали их на смотр раз в год по частям), сколько за свои богатые вотчины.

И то сказать, поездка на Мальту обошлась дорогонько, и надо было поправлять дело. И пока Петр I казнил стрельцов, строил в Воронеже флот, плавал с эскадрой под Керчь, Борис Петрович занимался наведением порядка: сбором недоимков с крепостных, переменой приказчиков и разведением баранов новой породы. Несколько таких длинношерстных баранов Борис Петрович приобрел по пути с Мальты в Неаполитанском королевстве. Бараны были породы мериносы и давали шерсти втрое супротив наших. Шереметев с вдохновением разводил их теперь в своей огромной слободе Борисовне, лежавшей неподалеку от Белгорода. Приобрел он Борисовну по случаю. Земли здесь были тучные, степные, но сама слобода поначалу стояла почти безлюдной. Мужики боялись здесь селиться, опасаясь лихих татарских наездов. Борис Петрович прикрыл Борисовну постоянным гарнизоном, вывел на тучные земли крепостных из своих подмосковных вотчин, освободил их на два года от всяких податей, и скоро Борисовна разрослась, зазеленела, и население ее составляло уже тысячу душ. Борис Петрович построил здесь каменный дом по образцу польских фольварков завел конный завод, стал закупать лошадей и у казаков, и у степняков-татар, посылая за скакунами в Польшу и Молдавию. Всем было ведомо, что он завзятый охотник, и лучший Подарок боярину — добрый конь. Посему и назначил царь Бориса Петровича командовать в начале нарвской кампании конным дворянским ополчением. Конечно, Петр определил Шереметева командовать дворянской конницей не только за любовь боярина к лошадям, но и прекрасно зная, что спесивым дворянам будет лестно служить под началом столь знатного и родовитого воеводы, а не какого-то случайного выскочки.

Сам Борис Петрович отнесся к своему новому назначению двояко. С одной стороны, ему было лестно, что о нем в Москве не совсем забыли, коль позвали в новый поход, а с другой — собирался он под Нарву неохотно — приходилось ведь отрываться от выгодных хозяйственных дед. Да и возраст у боярина был уже почтенный, почти пятьдесят годков стукнуло. Не радовало Шереметева и то, что опять ему не дали в команду полки регулярного строя, а сколь ненадежно в боях дворянское ополчение, он видел уже в Черной долине во втором Крымском походе.

Потому с большим недоверием боярин взирал на спускающиеся к реке Нарова дворянские сотни. Опять сами-то помещики гарцевали на резвых аргамаках, а вот их холопы восседали на мужицких клячах и вооружены кто чем горазд: в прадедовских кольчугах, с тупыми саблями и татарскими луками — саадаками.

— Приказано тебе, боярин, государем идти с конницей к Везенбергу, искать там неприятеля, осведомляться о шведском Каролусе, где он пребывает! — встретил Шереметева Юрий Трубецкой, стрельцы и солдаты которого сооружали уже мост через реку Нарову.

— …На то воля царская! — закончил Трубецкой. — А пока прошу, боярин, в мой шатер откушать чем Бог послал!

За столом у Трубецкого цветником был уставлен походный стол: телячьи языки, аршинные колбасы, копченые гуси и куры, моченые яблоки и соленые грибы — все из запасов богатого хозяйства князя на Новгородчине.

Выпили и настоянной на травах домашней же водочки за царя Петра Алексеевича и успех его нового начинания. Крякнули и истово перекрестились.

— Даты не опасайся шведа-то, Борис Петрович. Чаю, в Везенберге его нет. Каролус, по слухам, еще за морем в Дании воюет! — утешил Трубецкой боярина.

— И пусть его воюет! — развеселился и Шереметев.