Генерал Ермолов

«Когда Ермолов появлялся в театре или в собрании, — рассказывал позднее современник, — почитатели генерала, и старые и молодые, оборачивались всегда в ту сторону, где стоял Алексей Петрович, опершись на свою верную саблю, и задумчиво смотрели на его белые волосы, на эту львиную голову, твёрдо сидевшую на исполинском туловище, и в потускневших глазах его искали глубоко запавшие мысли…»^{732}

С ранней юности Ермолов полюбил книгу. Эту страсть сохранил Алексей Петрович до старости. Его библиотека насчитывала более девяти тысяч томов на русском и иностранных языках и считалась одной из лучших частных библиотек России. Позднее он продал ее за весьма умеренную цену Московскому университету.

Понятно, что книги мастера переплетного дела были в хорошем состоянии. Хранились они в специально построенном домике на усадьбе в Осоргино. Здесь Алексей Петрович занимался составлением каталога своей библиотеки, большую часть которой перед смертью он уступил за треть цены Московскому университету.

Всю жизнь, с ранней юности и до отставки, Алексей Петрович вел дневниковые записи о службе, о войнах с Наполеоном, о командовании войсками Кавказского корпуса, о посольстве в Персию, которые положил в основу своих мемуаров. Что-то успел издать сам, но большую часть литературного наследия дяди опубликовал его племянник Николай Петрович Ермолов.

В записках Ермолова все интересно, но в данный момент особую ценность для меня представляют его воспоминания о событиях 1812 года, потому как повод подоспел. Очередную годовщину Бородинского сражения решили тогда отметить открытием памятника защитникам Центрального редута и маневрами войск. Император, приглашая Алексея Петровича на праздник, писал ему: «Я хочу всех вас, стариков, собрать около себя и беречь, как старые знамена». Прекрасный образ, созданный государем, которого политические противники из числа революционных демократов и советских историков не без основания числили в солдафонах. Похоже, бывают всплески поэтического вдохновения и у таких людей, как «незабвенный Николай Павлович», названный современником «самодовольной посредственностью с кругозором ротного командира».

Надо сказать, что от советских историков досталось почти всем представителям династии Романовых, а Николаю I — больше всех. Если у старшего брата, сына и внука его были хоть какие-то достижения, то у него — никаких заслуг. Он выступал исключительно в качестве душителя свободы внутри страны и за её пределами и виновника позорного поражения России в Крымской войне, что и отрицать-то, я думаю, никто не решится. Один такой учёный даже утверждал, что «тупому и ограниченному уму его соответствовала грубая фельдфебельская физиономия с глазами навыкате».

Да, Николая Павловича невозможно поставить в один ряд с великими монархами, но вряд ли он был тупее советских самодержцев. Что же касается «физиономии с глазами навыкате», то это уже, извините, — признак национального происхождения не только наших государей, но и почти всего российского дворянства, предки которых пришли к нам чуть ли не из всех стран Европы. Они, конечно, из «немцев», сказал бы наш герой генерал Ермолов.

Впрочем, вряд ли глазки автора брошюрки «Династия Романовых», изданной в 1925 году для просвещения рабочих, чем-то отличались от глаз всех Романовых, которые, не отрицаю, действительно были «навыкате».

Скажу откровенно, что отношение Николая Павловича к Алексею Петровичу не может внести в характеристику личности царя ни одной положительной черты, ибо он был слишком пристрастен.

И памятник открыли, и манёвры, имитирующие Бородинское сражение, представили зрителям. Присутствовавший на торжествах французский путешественник и литератор маркиз Астольф де Кюстин вспоминал: «Во время “сражения” целый час я проговорил с генералом Ермоловым, во всех отношениях замечательным человеком, хотя бы потому, что, находясь в немилости, он пользуется громадным авторитетом в русской армии. Он всегда окружен, и все, даже люди высокопоставленные, усердствуют в оказании ему почтения»^{733}.

Алексею Петровичу манёвры не понравились, о чём он поведал заезжему французу, вылившему ушаты помоев на Россию и русских.

— Должен признаться, — сказал ему Ермолов по окончании шоу, — что это зрелище содержит много произвольных отклонений от действительного хода битвы, а потому оно совершенно бесполезно и даже вредно с точки зрения влияния на молодых людей, ибо даёт весьма упрощённое представление о великом событии, от исхода которого зависела судьба России^{734}.

Шли годы. Все меньше оставалось героев Бородинского сражения. Оставшихся в живых государь собрал на свадьбе дочери Ольги Николаевны. Он подошел к Алексею Петровичу и поднял тост за его здоровье.

Что произошло с Николаем Павловичем? С чего бы это он стал проявлять такое внимание к старику? Чувствовал себя виноватым? Спасал свою репутацию, подорванную отставкой Алексея Петровича в 1827 году? Однако об этом надо бы рассказать поподробнее, чтобы воздать каждому по заслугам…

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ