Генерал Ермолов

Божусь, не узнаю брата Михаилы, и неужели он не как прежде с тобою и не открыл тебе своих намерений? Надобно было, почтеннейший Арсений, предостеречь его! Долговременное пребывание его за границей могло многие обстоятельства сделать ему не довольно известными»^{545}.

Здесь та же мысль: «невпопад» затеял брат Михаил освобождать крестьян, преждевременно. Зачем это ему? Решил обессмертить себя актом милосердия? Если так, то как согласовать с этим продажу им части своих земль и крепостных? Столь необдуманный поступок не сулит ничего, кроме подрыва авторитета и доверия к нему, как к человеку, пользующемуся хорошей репутацией.

Вот ведь как получается: мы ждем от Алексея Петровича «прогрессивных» мыслей и поступков, а он всякий раз думает и действует как откровенный «консерватор». Друзья считают его человеком власти и порядка, а власть видит в нем оппозиционера и опасается, как бы он не надумал «отложиться» от России.

«ГРАФ АРАКЧЕЕВ НЕ СЫЩЕТ ЗАВИДУЮЩИХ»

Если не считать попытку царя Алексея Михайловича создать драгунские и рейтарские полки, совмещавшие службу с занятиями сельским хозяйством, то впервые мысль о военных поселениях сформулировал Екатерине II Захар Григорьевич Чернышев. Однако императрица отвергла проект фаворита, увидев в нем опасность для спокойствия государства. Вот в чем она состояла, по мнению Ивана Дмитриевича Якушкина:

«Военные поселения неминуемо должны были преобразоваться в военную касту с оружием в руках, не имеющую ничего общего с остальным населением России»^{546}.

Такую же опасность увидел в поселениях и С.П. Трубецкой.

Для кого военные поселения могли представлять опасность? Понятно: для дворянства.

АЛ. Ермолов считал возможным создать военные поселения на Кавказе, но «совсем другого рода». «Здесь они не представляют ни малейшей опасности… — писал он, — но и к сему не иначе приступать должно, как с величайшей осторожностью»^{547}.

Пока же военные поселения существовали лишь в замыслах двух очень разных людей — Алексея Андреевича Аракчеева и Николая Семеновича Мордвинова, которых поддерживал… великий реформатор Михаил Михайлович Сперанский. Впрочем, в это время, после ссылки, он одобрил бы любой проект, только бы лишний раз подтвердить свою лояльность режиму.

Первые воинские части обратились к хозяйственной деятельности еще в 1810 году. Отечественная война приостановила начавшийся процесс. После разгрома Наполеона потребность в военных поселениях резко возросла, поскольку огромную армию, вернувшуюся в Россию с большим запасом европейских впечатлений, распустить по деревням нельзя, слишком опасно. Можно, конечно, придержать в казармах, но чем кормить? Значит, следует перевести на самообеспечение. Выгода — очевидная: солдат, находясь в кругу семьи, всегда будет сыт и весел, прекратятся бабьи вопли во время ненавистных рекрутских наборов. Правда, некоторые генералы сомневаются, что можно объединить ружье и соху.

Среди маловеров — наш Ермолов, хорошо знавший психологию русских солдат, переживших славу освободителей Европы. Алексей Петрович писал Арсению Андреевичу Закревскому, что «солдат редко может быть хорошим хлебопашцем», он убежден, что земледелец, бесспорно, более «низкого состояния, нежели человек, несший оружие за отечество». «Кроме того, и сама долговременная отвычка уничтожает у него способность» заниматься хозяйством^{548}.

По убеждению Ермолова, Аракчеев один способен загубить даже самую хорошую идею. А он для выполнения «сего трудного и многосложного плана» и помощников подобрал под стать себе — Лисаневича, Витта, Княжнина, Александрова^{549}.

Закревского не надо было убеждать в том, что выбор императора в реализации плана перевода армии на «оседлость» пал не на самого лучшего из его генералов. Арсений Андреевич считал Аракчеева хуже чумы, которая «не прежде изгладится с земли нашей, как по его смерти, которой ожидать нам придется долго»^{550}.

Закревский однажды сказал, что никто из уважаемых людей не видит в поселениях «пользы государственной». Эти слова в первую очередь надо отнести к его другу Ермолову, который допускал создание таковых на Кавказе, но лишь при непременном условии, что они не будут уподобляться аракчеевским, в противном случае — «смешаются с грязью».

В 1820 году начальник военных поселений резервной кавалерии граф Иван Осипович Витт был высочайше пожалован Александровской лентой. Неумеренность этой награды Ермолов предложил Закревскому компенсировать вычетом у него Георгиевского креста, который при «мирных добродетелях» кавалера «совсем излишняя для него тягость». Алексей Петрович разошелся — не остановить:

«Будь другом, не сказывай никому нескромного моего замечания: и без того мало у меня приятелей! Признайся, однако же, что я изыскал премудрый способ уравнения наград.

Основатель поселений должен быть в восхищении, ибо повсюду чрезвычайные награды, и они должны разрушить все невыгодные… толки. Вот новый способ получить в командование армию…