Генерал Ермолов

К этой же мысли склонялись и опытные генералы. По их совету Зубов приказал ставить пушки против стены главного замка — Нарын-Кале. Бомбардирский батальон Ермолова был переправлен на судах в расположение основных сил.

Но прежде чем начать массированный обстрел, необходимо было во что бы то ни стало овладеть передовой башней. Повторный ее штурм Зубов назначил на 7 мая, причем в состав атакующих колонн определил те же две гренадерские роты и батальон Воронежского полка.

Топтание на одном месте настолько наскучило солдатам, что весть о новом штурме радостью отозвалась в их сердцах.

— Счастливцы! — завидовали остальные воины воронежцам.

— Теперь-то они маху не дадут — выбьют!

— Как не взять! В прошлый-то раз осрамились, теперь поправить надо.

— Возьмут! Полковник Кравцов головную колонну ведет…

— Да ведь он при первом штурме ранен!

— Оправился, на ноги встал… Что, не кавказец разве?

— Ему поручика Чекрыжова в товарищи дали.

— С этим возьмут. Орлы!..

Утром 7 мая среди русского лагеря воцарилась мертвая тишина. Притихли и засевшие в передовой башне дербентцы. И они почувствовали, что решительный момент недалек. Ровно в восемь пополуночи с той стороны, где стояла палатка Зубова, громыхнул одинокий пушечный выстрел, и сейчас же по всему отряду пронеслось:

— Главнокомандующий!

На довольно высоком кургане, позади батарей, появился граф Валериан Александрович, разодетый в парадную форму, блиставшую золотым шитьем и бриллиантами: унизанный бриллиантами портрет государыни в петлице, бриллиантовый вензель на шляпе, перстень с огромным солитером.

За Зубовым следовала свита: толстый граф Апраксин; казачьи генералы — бородатый слегка кривоногий Савельев и высокий смуглолицый красавец Платов; начальники регулярных войск — Булгаков, Беннигсен, Цицианов. У всех лица были сумрачны, и оживления почти не было заметно.

Затею главнокомандующего — штурмовать защитную башню, не пробив в ней предварительно бреши, — большинство считали нелепой. Ведь новый приступ должен был происходить при тех же условиях, что и первый, то есть без лестниц, и генералы были убеждены, что гренадеры и егеря посылаются Зубовым на верную смерть.

Из расположения шестипушечной батареи Ермолова все происходившее было видно как на ладони. Вот Римский-Корсаков, получив от командующего разрешение начать штурм, дал шпоры коню и помчался к колоннам, замершим в ожидании приказаний.

— Братцы! Товарищи! — воскликнул генерал, сняв треуголку. — Пришло время послужить матушке-государыне...

Взять эту башню нужно… Непременно… Так не посрамим своей былой славы!

Смутный гул пронесся по рядам!

— Веди, веди нас! — раздались отдельные голоса. — Умрем все до единого, а не отступим!

Генерал надел шляпу и сказал тише:

— Верю вам, ребята, — и взмахнул перчаткой: — Коли так — вперед!

Громоподобное «ура!» ответило Римскому-Корсакову.

Тот отъехал в сторону и пустил вперед штурмующие колонны. Путь воронежцев и егерей лежал как раз мимо холма, где расположился со своей свитой Зубов. Воронежские гренадеры шли, выдерживая равнение, как на параде.

Зубов размахивал треуголкой и, напрягая молодое лицо, кричал:

— Не посрамите, ребята, русской славы!

— Ты увидишь нас! — грянули в ответ гренадеры и кинулись, уже не держа фронта, к башне.

— Эх и встретят их сейчас! — сумрачно бросил толстый батареец и почти искательно спросил: — Господин фейерверкер, а что сегодняшний день обозначает?

Горский, который при приближении огневого дела сразу стал важным и всем своим видом показывал солдатам, что он хоть и небольшой, да командир, строго ответил:

— Седьмое мая — день праведного Иова Многострадального. Иова горошника, росника… Будут кидать свинцовый горох, и распустятся кровавые росы…

В этот момент и из бойниц башни, и со стен Дербента, сплошь унизанных его защитниками, загремели выстрелы.

С батареи было видно, как десятки фигурок закувыркались, сраженные пулями, в то время как остальные, не обращая на это никакого внимания, бежали к окутанной пороховым дымом башне. Эти, казалось, обреченные на смерть солдаты даже не кричали: они берегли свое грозное «ура!» для решительного момента.

Ермолов нетерпеливо переминался с ноги на ногу, вглядываясь в картину далекого боя. Как ему хотелось сейчас быть там, среди атакующих, или хотя бы помочь им отвлекающим противника пушечным огнем! Но не оставалось ничего другого, как беспомощно взирать на отчаянную попытку товарищей по оружию взять открытым штурмом передовую башню…

Наконец раздалось мощное «ура!» — это гренадеры, не обращая внимания на сыпавшийся град пуль, окружили башню.

— Боже праведный, да что это? — вскрикнул толстый бомбардир.

— Ишь ты! Ловко! Важно! — восхитился фейерверкер.

Поручик Чекрыжов взобрался на плечи гренадера и начал карабкаться по камням, подымаясь на руках все выше и выше. Миг — и его примеру последовали десятка два солдат. Они втыкали штыки в расщелины между камнями кладки и в несколько секунд очутились на крыше башни, Завязалось горячее дело.