Читаем Генерал Ермолов полностью

Огненногривый Ёртен плясал и горячился под ним, словно и не было изнурительного перехода, словно не было долгих недель впроголодь в ледяной пустыне. Боевой конь чуял сражение так же ясно, как звонкоголосый петух чует приближение утра.

   — ...Будет битва... — устало повторила Аймани.

<p><strong>ЧАСТЬ</strong> 6</p>

«....Господи, Боже мой, удостой

Не чтобы меня понимали,

но чтобы я понимал,

Не чтобы меня любили,

но чтобы я любил...»

Слова молитвы

Они вступили в бой с ходу. Под струями проливного дождя четверо латников с Йовтой во главе ринулись в гущу заварухи. Защитники крепости — полурота русских солдат при поддержке нескольких конных воинов в черкесках и папахах, отражая наскоки противника, пятились к воротам крепости. Из-за деревьев шипя прилетали пушечные ядра. Падая, они поднимали в воздух комья намокшего от дождя дёрна. Со стен крепости палили из ружей, но выстрелы были редкими и всё мимо цели. В сполохах молний Фёдору была видна лишь беспорядочная беготня и высверки клинков.

Вскоре звон стали и выстрелы утихли. Всадники Йовты развернули коней и умчались вниз по склону туда, откуда палили по ним пушки русской строевой части.

Фёдор видел, как защитники крепости покидали поле боя, унося под защиту крепостных стен убитых и раненых. Он беспокоился об Аймани, которая снова исчезла. Соскочив с крупа Ёртена, она словно на минуту прислонилась к древесному стволу и тут же бесследно растворилась, исчезла из вида. Фёдор высматривал Гасана-агу. Какая участь постигла курахского рыцаря?

Впрочем, Фёдору не довелось принять участие в схватке. Джура ловко надел на его руки и ноги колодки, но этого Джуре показалось мало — жёсткая петля аркана сдавила горло казака. Другой конец верёвки приспешник Йовты привязал к стволу высокого клёна. Волчка, словно, в насмешку подвесил на этом же дереве, на высоком суку, для чего не поленился взобраться на нижнюю, толстую ветку.

   — Что ж ты творишь, нехристь? — ворчал Фёдор. — Ослабь верёвку — больно давит, трёт! Зачем саблю на дерево закинул? Перед хозяином выслуживаешься, басурманин? Почему ж тогда и вовсе не отнять?

   — Хозяин не велел, — бросил Джура, убегая.

Участь Мажита оказалась немного легче. Так же как и Фёдор, скованный колодками, он избежал жёсткой петли аркана. Аккинский грамотей уселся на землю, у ног Фёдора.

   — Счастливчик... — кривился Фёдор. — Эх, зачем я не стал муллой? Тогда б этот барсучий сын не посмел бы меня арканом душить...

   — Всё оттого, что я слабый, Педар-ага. А ты — мужественный боец и опасный враг. Йовта боится тебя, потому и велел своему слуге надеть тебе на шею аркан...

   — То-то я не разберу пока кто и кому тут друг или враг.

   — Мне хочется пить, — рассеянно заявил Мажит.

Кривоногий, толстенький и остроносый, похожий больше на барсука, чем на бравого джигита, Джура оказался хорошим бойцом. На глазах Фёдора он снёс головы двум противникам, рискнувшим участвовать в смелой вылазке за стены Коби, сам получил рану, но не вышел из боя до самого конца.

Фёдор сообразил: небольшой гарнизон, человек в пятьдесят, не более, Йовта неотлучно держал под стенами крепости. Прочие отряды его войска, разбившись на шайки, грабили окрестные селения. Завидев со стен строевую русскую часть на марше, защитники крепости решились на отчаянную вылазку.

Ливень утих, унесённый порывами холодного ветра с гор. Ветви клёна роняли на головы и плечи пленников частые капли холодной влаги. Фёдор и Мажит сидели на земле спина к спине. Близилось утро. Было холодно и туманно. Из белёсой пелены выступали стволы ближних деревьев. Издали слышалась редкая ружейная пальба и крики людей. Иногда в туманном мареве проносился невидимый взору всадник или вспархивала с ветки ночная птица, низвергая на головы пленников водопады дождевой влаги.

Бой утих лишь под утро. Фёдор не сомкнул глаз, ёрзал, вертел головой пытаясь ослабить хватку аркана. Но мокрая пенька не хотела поддаваться. Наконец он смирился, привалился к костлявому боку Мажита, задремал.

На рассвете из тумана беззвучно возникла Аймани, совершенно вымокшая и счастливая.

   — Мне удалось убить Джуру и забрать ключ, — шепнула она в ухо Мажита.

   — Как ты это сделала? — встрепенулся Фёдор. — Разве Йовта не отобрал у тебя оружие?

   — Подобрала с земли камень, — просто ответила она. — Потом подобрала и кинжал, но Джура в это время уже был мёртв. Там сейчас много мертвецов... Гюзель пала, Мажит. Не надейся снова увидеть её живой. Но это не важно. Пусть они убивают друг друга, а нам надо довершить свои дела.

Она точным движением рассекла петлю аркана. Цепи колодок, глухо звякнув, упали в мокрую траву. Фёдор растирал распухшие запястья, прикасался к ранам на шее, оставленным злой верёвкой. Мажит уже лез на дерево за Волчком.

Аймани протянула ему чёрные лаковые ножны. Вот она, знакомая лента и кисть черно-бурой расцветки, вот она, отметина на рукояти клинка — дедовское клеймо. Даже ремень портупеи уцелел.

   — Митрофания, родная, — прошептал Фёдор, — вернулась к мне...

Он перекинул через плечо ремень портупеи.

   — Я забрала её у Йовты, — просто сказала Аймани. — А теперь — ступайте. Вокруг война и чума. Надо торопиться...

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии