Генерал Ермолов

Первый тост был поднят за её величество государыню-императрицу, «милости которой равномерно простираются на всех её подданных». Ермолов слышал, что Екатерина II оказывала такое благоволение графу Валериану Александровичу, что даже фаворит одно время видел в брате опасного конкурента. Увлечение младшего Зубова прекрасной графиней Потоцкой положило конец их соперничеству.

С тех пор между братьями установились самые добрые отношения, причём в своих письмах Валериан именовал Платона «любимым другом, братом и отцом…».

Понемногу военные, разгорячённые вином, завладели разговором, переводя его на трудности предстоящего взятия Дербента. Корсаков, Беннигсен, Цицианов, Платов говорили о невозможности открытого штурма и настойчиво рекомендовали главнокомандующему употребить все усилия, чтобы пробить в крепостной стене брешь. Зубов рассеянно кивал головой, внимая им вполуха, но затем повернулся к Ермолову и тихо сказал:

— Десятого приступ… И ты, Алексей Петрович, будешь командовать центральной брешь-батареей…

7

Едва забрезжило утро 10 мая, как все имевшиеся в корпусе Зубова орудия начали обстрел Нарын-Кале. Батареи были расставлены веерообразно, с таким расчётом, чтобы удары ядер приходились по одному и тому же месту в стене замка.

В эти минуты фейерверкер Горский преобразился. Куда подевались его прибауточки и смешочки, суетливость и празднословие! Быстро и чётко командовал он расчётом своего орудия — бронзовой, старинного литья, пушки, — сам подхватывая его за колеса после выстрела и вывинчивая для новой наводки винты.

Ермолов, перебегавший от одного орудия к другому, после каждого залпа выскакивал вперёд и из-под руки глядел на стену Нарын-Кале, в которую с каменными брызгами ударялись ядра.

— Молодец, фейерверкер! — кричал он, видя, как точно в цель летят ядра.

— Рад стараться, ваше благородие! — весело отвечал фейерверкер и с преувеличенной строгостью бросался к прислуге: — Шевелись! Подноси картуз!

До двух часов пополудни гремели не переставая пушки.

Свистя и шипя, резали воздух ядра, но долго, очень долго стены Нарын-Кале по-прежнему стояли невредимыми. Канонада всё усиливалась. Наконец камень не выдержал, и стена рухнула, обнажив брешь, через которую уже легко было проникнуть в замок.

Орудия смолкли, и на солнце сверкнула стальная щетина штыков: был назначен немедленный штурм Нарын-Кале. В то же самое время от Зубова полетел в Петербург гонец. «Через образовавшийся пролом, — доносил граф Валериан Екатерине II, — блеснуло в очи неприятелю победоносное оружие Вашего Императорского Величества, приготовленными к штурмованию замка воинами».

Но вот из-за стен Дербента до слуха русских донеслись громкие крики, потом всё смолкло, и ворота оплота Дагестана широко распахнулись.

На площади показалась процессия. Впереди, в разноцветных халатах и белых чалмах, шли старейшины Дербента. Двое юношей вели под руки едва передвигавшего от дряхлости ноги старца в белоснежной чалме. В некотором отдалении медленно двигались главы дагестанских племён, явившиеся для защиты своей твердыни. Последним следовал верхом Шейх-Али-хан, на шее которого в знак покорности висела его кривая сабля. Дербент сдавался на милость победителя…

Не доходя до русского главнокомандующего десяти шагов, вся процессия остановилась и опустилась на колени.

Лишь дряхлый старец, сопровождаемый юношами поводырями, продолжал приближаться. Тяжело дыша, он поравнялся с Зубовым и тоже встал на колени. Не приподымаясь, старик чуть слышно заговорил о чём-то на своём языке.

Зубов уловил только одно слово, показавшееся ему похожим на русское имя Пётр.

В заключение своей речи старец протянул Зубову серебряные ключи.

— Что он говорит? — спросил граф Валериан переводчика. — Мне послышалось, что он упомянул имя Петра.

— Так точно, ваше сиятельство, — последовал ответ. — Он говорит, что ему уже сто двадцать лет и что семьдесят три года назад он поднёс эти самые ключи от Дербента императору Петру Великому…

— Какая прекраснейшая фраза для донесения моего! — воскликнул Зубов. — Запишите: «Оруженосец Екатерины II те же ключи и от того же старца, что и Пётр Великий, принял 10 мая 1796 года…»

Потом он соскочил с коня, поднял коленопреклонённого старца и обратился к толпе с уверением, что, раз они сдаются добровольно, им страшиться нечего: город разорён не будет и всё их имущество останется нетронутым. А в это время к открытым воротам Дербента с распущенными знамёнами и музыкой подходили кавказские егеря и московские мушкетёры из савельевского отряда.

После падения Дербента генерал Рахманов занял крепость Баку, а Булгаков вошёл в пределы Кубинского ханства. Через две недели посланный Зубовым отряд драгун овладел Шемахой.

Приближалось время, когда Зубов должен был встретиться на поле брани с самим «ужасом Персии», «львом львов» — Ага-Мухаммед-шахом.

8

«Милостивый государь мой Алексей Петрович!