Предложение Доватора было поддержано большинством генералов.
Для командарма начался именно тот разговор, который определил нужное направление мыслей присутствующих. Командарм имел уже приказ командующего Западным фронтом остановить наступление противника и нанести ему встречный удар, но с объявлением его медлил, прислушиваясь к мнению командиров и начальников.
— Мы не исключаем даже лобового контрнаступления, — сказал он, излагая сущность приказа. — Мощной артиллерийской подготовкой мы должны ослабить наступательный порыв противника. Внезапный удар нарушит оперативные планы германского командования. При наличии свободных резервов мы сможем захватить инициативу в свои руки и постараемся ее в дальнейшем не выпустить.
Удар было решено нанести правым флангом армии в северо-западном направлении. По намеченному плану генерал Суздалев обязан был подтянуть к правому флангу дивизии Панфилова два батальона и активными действиями сковать противника, способствуя наступлению Панфилова и Доватора. Суздалев выговорил себе право действовать активно лишь в том случае, если явно определится успех. Дивизия его подкреплялась батальоном пехоты. Дивизии Панфилова придавались танковые подразделения. Группа Доватора никаких подкреплений не получила, но Лев Михайлович все еще надеялся на пополнение.
— Разумеется, генерал Доватор тоже рассчитывает пополнить свои кавалерийские полки? — как бы угадав его мысли, спросил член Военного совета.
— Жду и надеюсь, товарищ дивизионный комиссар, — сказал Доватор.
— Да, да, пожалуй, следует, — медленно произнес Дмитриев, о чем-то задумываясь.
Доватору казалось, что командарм упустил какое-то очень важное решение. Напряженно всматриваясь в лежащий перед ним лист бумаги с длинным столбцом цифр, он улыбнулся и передал его Лобачеву. Доватор с нетерпением ждал. Обещающая улыбка командарма и уверенный жест его руки подтверждали, что на этот раз все будет в порядке. По выражению лица дивизионного комиссара Лев Михайлович понял, что Лобачев знал, чем следует его обрадовать. Казалось, член Военного совета не только ведает секретом успеха сложной военно-политической работы, но и знает горячие порывы души Доватора.
— Я понимаю, — говорил он, улыбаясь, — понимаю генерала Доватора. Ему бы сейчас еще одну кадровую кавалерийскую дивизию. Не отказался бы, Лев Михайлович?
— Что и говорить! — воскликнул Доватор, с волнением посматривая на трепетавшую в руках Лобачева бумагу, напечатанную на бланке Генерального штаба.
— Думаешь, шучу? — темные брови дивизионного комиссара сдвинулись к переносице, умные голубые глаза заискрились улыбкой.
Панфилов пододвинул Доватору стакан чаю, положил туда кружочек лимона и утопил его ложечкой. Он был рад за своего боевого соседа и ухаживал за ним с заботливым отеческим вниманием.
Все сомнения у Льва Михайловича исчезли. Что-то хорошее, радостное было в пытливом взгляде члена Военного совета. «Целая дивизия! — мелькнуло в голове Доватора. — Да тогда моя кавгруппа превратится в корпус! Вот погулял бы по тылам! Эх, развернулся бы!»
— Вообрази себе, генерал Доватор, кадровую кавалерийскую дивизию! — продолжал Лобачев. — Каждый эскадрон имеет отдельную масть коней: гнедые, вороные, серые… Сам понимаешь, кадровая!
— Какая дивизия? Я все дивизии знаю.
Лев Михайлович поднялся, неторопливо одергивая полы кителя, и засыпал командарма вопросами:
— Где она сейчас? Где стояла? Как идет?
— В пути, скоро будет, вот документ.
Лобачев с гордым видом потряс уведомлением о движении дивизии из района Средней Азии.
— Следует по своему назначению… Получишь полностью, непременно получишь… А сейчас нужно обходиться тем, что есть, — сказал серьезно и медленно командарм Дмитриев.
— Но ведь кавалерия должна наступать сейчас, — проговорил Доватор глухим, прерывающимся голосом.
«Гнедые, серые, рыжие…» В горячем воображении Доватора уже шли где-то эти кони, дразнящие, покачивая вьюками. Но где они и скоро ли будут?
— Наступать, я должен наступать! — нетерпеливо и горячо произнес он.
— Да, наступать, — веско подтвердил Лобачев.
Участников совещания командарм пригласил на обед. Коньяк освежил Доватора, но настроение у него было неважное. Лобачев, точно нарочно, сел рядом и, с шутками и прибаутками положив ему в тарелку внушительный кусок гусятины, сказал:
— Съешь гуся и не обижайся. — Налив коньяку, он перемигнулся с командиром, чокнулся с Доватором и опрокинул рюмку.
Аппетитно закусывая, Лобачев ласково посматривал на хмурившегося Доватора с примирительным добродушием, а потом, неожиданно склонившись, тихо спросил:
— В рейд по тылам противника собираешься?
— Собираюсь.
— Вот и хорошо! В недалеком будущем пойдешь километров на сто пятьдесят и побольше, — приказывающим, исключающим всякую шутку шепотом произнес он и веско добавил: — Будешь готовить весь корпус.
— Есть все-таки дивизия, товарищ бригадный комиссар?
— Будет, раз я говорю. На этот раз задача будет еще серьезней. Погонишь немцев далеко на запад.