Генерал Багратион. Жизнь и война

М. С. Воронцов писал много лет спустя: «26-го на рассвете началась битва или, вернее, бойня при Бородино» («On the 26-th early began the battle or rather butchery of Borodino»). «Развернулся весь ад!» — так вспоминал происшедшее на левом фланге дежурный генерал штаба Багратиона С. И. Маевский. «В пять часов утра, — пишет Н. Б. Голицын, — перестрелка послышалась у левого фланга, который занимала Вторая армия, и в одно мгновение распространилась по всей линии. Раздался гром двух тысяч пушек и двухсот тысяч ружей, который потряс землю под ногами нашими и извергал смерть с такою адскою быстротою, что всякое спасение казалось невозможным. Сильное стремление бесчисленных колонн неприятельских, покушающихся всячески овладеть нашими орудиями, навалило огромнейшую груду мертвых тел пред батареею генерала Раевского, у подошвы которой исчезали целые дивизии. Ожесточение неимоверное и непостижимое для того, который не был очевидцем такой ужасной борьбы. Как жизнь человеческая является во всем ничтожестве своем в такие минуты, где острая и неумолимая коса смерти так безостановочно действует и очищает все вокруг вас, что каждая секунда, кажется, должна быть последнею нашей жизни, и при беспрестанном таком разрушении все чувства до того умолкают, что глаза не в силах уронить слезы при виде падшего друга, которого рука за минуту до этого сжимала вашу». Как вспоминает П. X. Граббе, еще не окончился бой у Бородина, «как весь левый фланг покрылся дымом и загремел выстрелами. Вскоре все слилось в один непрерывный гул»1. Момент начала сражения застал артиллериста А. С. Норова в центре позиции, возле стоявшего в резерве Преображенского полка: «Ночь была свежая и ясная. Самый крепкий и приятный сон наш на заре был внезапно прерван ружейными перекатами: это была атака на гвардейских егерей в Бородине и почти вслед за тем заревела артиллерия и слилась в один громовой гул. “Становись!” — раздалось по рядам… Быстро припряжены были лошади к орудиям и зарядным ящикам. Несколько ядер с визгом шмыгнуло уже мимо нас, несмотря на то чайник кипел, и нам, уже стоявшим в строю, поднесли несколько стаканов чаю с ржаными сухарями. Солдаты тоже что-то закусывали, а стоявший возле меня бомбардир наливал в крышку своей манерки обычную порцию водки; увидав, что я на него смотрю, он сказал: “Извините, ваше благородие, день долог, и, конечно, до ночи мы ничего не перекусим”. К нам примыкал Преображенский полк, несколько офицеров этого полка собрались вместе с нами впереди нашей батареи, рассуждая о начавшейся битве… Разговоры наши были серьезны. Всякий чувствовал, что он стоит на рубеже вечности. Я заметил, что даже наши ретивые кони, которые сначала при свисте ядер ржали и рвались, вскоре сделались смирны, как ягнята»4.

Что же происходило в то утро на фланге Багратиона? Когда примерно к 7 часам утра рассеялся туман, стало ясно, что за ночь и ранние утренние часы Наполеон сумел сосредоточить здесь силы, превосходящие 2-ю армию минимум вдвое или втрое (80 тысяч человек) и почти четыре сотни орудий. Кутузов поначалу отказал Багратиону в помощи, и тот сделал все возможное в его положении — перевел на переднюю линию всю доступную ему артиллерию, пытаясь сдержать неприятеля насыщенным орудийным огнем. По мнению А. П. Ларионова, на левом фланге было сосредоточено 396 орудий, то есть даже больше, чем у французов, у которых их насчитывалось 3825. Тем временем Семеновские флеши, которые обороняла дивизия М. С. Воронцова, а также войска Неверовского (в южной части флешей), были атакованы двумя колоннами маршала Даву, двигавшимися по краю Утицкого леса слева от русских позиций. Опушку леса героически защищали те самые егеря, об отдыхе которых накануне сражения так заботился Багратион. Французы с трудом продирались через лес, чтобы строиться в атакующие колонны под картечным огнем русских пушек. Ядро одной из них пробило лошадь Даву, и он, контуженный, был сброшен наземь и на время потерял сознание; ранено было также двое других генералов. Тем не менее французы захватили левую флешь. Сопротивляться их натиску было невозможно. Ермолов писал об этом: «Двинулись страшные громады сил и, невзирая на сопротивление наше, в ужасающем виде, медленными подойдя шагами, овладели укреплениями нашими»6. Однако вскоре французы были выбиты из флешей. «Граф Воронцов с дивизиею своею, — вспоминал Неверовский, — поставлен был защищать батарею, но множеством неприятеля был сбит и сам граф Воронцов ранен. Я был послан с дивизиею подкрепить его и вошел в жестокий огонь, несколько раз дивизия, и я с ней вместе, ходили в штыки. Напоследок патроны и заряды пушечные все расстреляли, и мою дивизию сменили, я укомплектовался патронами и зарядами и вошел вторично в сражение, которое продолжалось до ночи. Вся армия дралась упорно, но неприятеля было вдвое числом, мы удержали место, включая наш левый фланг, подал неприятель назад. Таковых сражений едва ли когда бывало, сам неприятель сознается в сем».