Нужно отметить еще ряд обстоятельств, которые в глазах армии работали против Барклая. Так уж случилось, что по своему характеру, привычкам он не был «солдатским полководцем», подобно Багратиону, Платову или Кутузову. Всегда холодный, отстраненный, он не имел той харизмы военачальника, какую имели Суворов или Наполеон, не обладал даром, как тогда писали, «говорить с войском». Барклая можно было уважать, но его нельзя было любить или тем более обожать. Для того чтобы завоевать любовь солдат и офицеров, мало было хладнокровно стоять под ядрами и пулями — так тогда делали все. Необходимы были проявления искренности, сердечности в отношениях с подчиненными, умение быть одновременно строгим и добрым, возвышающимся над всеми (по своей должности) и вместе с тем простым и доступным (все под Богом ходим, все мы солдаты!). Между тем теплые чувства солдатской массы и офицеров к своему командующему были весьма важны не для удовлетворения тщеславия полководца, а для поддержания боевого духа армии, веры ее солдат в правильность всех действий главнокомандующего. Известно, что одно только прибытие в войска Суворова воодушевляло солдат, будто они получали огромное материальное подкрепление. С таким же воодушевлением, уже под Царево-Займищем, в солдатской массе было воспринято прибытие в действующую армию Кутузова.
Увы, у Барклая де Толли не было этого дара нравиться солдатам. Более того, он вел себя в армии… как отшельник. Как писал Н. М. Лонгинов в письме С. Р. Воронцову, Барклай «положил за правило никого не видеть и не допускать к себе… Солдаты главнокомандующего не видели и не знали, кроме как в деле против неприятеля, где он всегда оказывал много храбрости и присутствия духа». Но «дело», сражение — хотя и важнейшая, но лишь одна часть войны. Другая же и ббльшая ее часть — это утомительные марши, мучительное ожидание чего-то, стояние под дождем или палящим солнцем, вообще — тяготы походов, неудобство повседневной, обыденной жизни на войне. Главнокомандующий должен был разделять эти трудности, чтобы добиться уважения, любви и доверия солдата как важнейшего условия победы. Как тут не вспомнить пресловутое спанье Суворова на соломе, его скудную пищу аскета. Одно дело подъехать на лошади к бивачному костру и сверху вниз спросить солдат: «Хороша ли каша», а другое — сесть с ними за эту кашу, да еще знать сидящих у котла солдат по именам, вспомнить знакомый всем им эпизод или рассказать какой-нибудь случай из прошлых войн! Барклай во всем этом сильно проигрывал Багратиону в глазах современников-сослуживцев: «Князь Багратион, хотя и неуч, но опытный воин и всеми любим в армии»68. А. Н. Муравьев писал, что многие генералы и офицеры, «которые единодушно не терпели Барклая, были в восторге от Багратиона по огромной его репутации и великим неоспоримым достоинствам; сколько Барклай, обезображенный ранами, был холоден, молчалив и сух со всеми, столько Багратион обладал искусством говорить с войском, был со всеми подчиненными дружелюбен и приветлив»69.