Генерал-адъютант его величества (СИ)

— Как это? — удивился тот же купец, по-видимому, старший из собравшихся здесь старообрядцев, — нас никто и преследовать не будет?

— Не будет! — решительно сказал Макурин, — а кто осмелится, так это он будет в косности своей и злое, а не от полномочий государственных.

— И печатать наши книги можно? — выпалил длиннобородый старик, до этого сердито молча сверливший столичного чиновника, видимо, ни капельки не веривший ему, а теперь вот не выдержавший, — открыто и без ограничений?

— За деньги сколько угодно, — хладнокровно сказал Макурин, — вы только узнайте сначала, есть ли в типографии нужный шрифт. И пожалуйста!

За спиной неожиданно раздались тоненькие всхлипывания. Он удивленно обернулся за спину — вроде, детей сюда не водил? Глянул и откровенно удивился — большой и сильный жандарм, которым можно было забивать, как гвозди, настолько он был, казалось, твердый и суровый — вдруг, как маленький мальчишка, стал всхлипывать.

— Жалко тятя не дожил, — пояснил он, — так и помер в сибирской ссылке, погиб за веру.

Вот оно ведь как — и жандарм был из старообрядческой семьи, но каким-то макаром ставший уже православным и потому попавший на государственную службу

— Погибших уже не воротишь, они сейчас на Небе отдыхают, — строго сказал Макурин, — а вот живым уже станет легче.

— Дак ить и спорить не надо будет! — пораженно удивился бородатый старик, знаток старообрядческих книг, — благодать-то какая!

— Господь наш один на Небе, а вот люди придумали различные ему формы и содержания, — твердо пояснил Макурин, — пусть их, молитесь, как хотите. Истинный Наш Бог и Вседержитель мне сказал, что он к этому относится спокойно, главное, чтобы не сатанисты были в душе.

— Ты разговаривал с Господом Богом? — недоверчиво спросил купец, — вот так просто, взял и говорил?

— Нет, конечно, — открестился от такого простого понимания Макурин, — я был там не в телесном облачение, а, значит, и языка не было, как говорить? И Бог не ведал русского языка. Как мне кажется, я общался с ним напрямую, через голову.

Так вроде бы. Более просто он объяснить не может, сам не понимает и их еще окончательно запутает. Прояснил твердо:

— Главное, Бога надо понимать не словами, а чувствами и веровать в него искренне. Тогда будет тебе легко и свободно.

Макурин говорил и не понимал, что стало вдруг со старообрядцами, жесткое противодействие как-то обернулось робкими попытками понимания. Уж потом жандармы, сами изрядно обалдевшие и оробевшие, сказали ему, что когда он заговорил о Боге, то вокруг его головы возник яркий и большой нимб. Как можно спорить с таким святым и божественным человеком?

А пока он с ними спокойно поговорил и даже помолился за Господа Нашего. Старообрядцы, понятно, привычно тянули свои обряды, Макурин свои, но помолились дружно.

Сказать, что одной это встречей было сломлено сопротивление и с той стороны, и с этой, нельзя, естественно. Старообрядцы по-прежнему боялись и, чуть что, сразу замыкались, сторонники же государственной религии по традиции обращались больше к административным мерам.

Но первые трещины он хорошо увидел. Монолита больше не было ни с той стороны, ни с этой. А больше Макурин и не ожидал. Сотни лет боролись, а он за час собьет! Только предупредил, что на обратном пути вернется, посмотрит. И не дай Бог ему будут сопротивляться!

С тем и уехал. Некогда ведь. В Подмосковье еще было людно, а вот дальше, чем ближе к Седому Уралу, тем оказывалось свободнее уже и не в каждую ночь ночевали в городе, хорошо хоть большое село было. А порой и в деревеньке какой совсем небольшой в три — четыре дома останавливались.

Принимали их всюду с хлебом — с солью, даже в старообрядческом селении. Ибо не каждому надо было увидеть такое чудо, да и увидит ли еще? Простой, никем не выделяемый человек, хотя по одежде и по поведению видно было — богат и знатен. Да и чорт с ним, мало ли таких шландыбается? Но как только он начал даже говорить о Боге, то сразу у гостя вокруг головы появился нимб, а сам он зримо светился божественным светом.

Да и потом он показывал себя святым, как его и называли его спутники. Говорил мягко и легко, вылечивал без труда больных. А таких по времени было в любом селении много, даже в маленьких. Большинство, правда, излечивались просто, одной молитвой, но кое-кому приходилось обращать особое внимание.

Приходилось ему устремлять и к земным реалиям. Все же действительный тайный советник все же! Такие в подобных местах бываю не чаше святых! Пользуясь чрезвычайными правами, резко и навсегда решал местные коллизии, пугал местных чиновников, через одного алкоголиков и казнокрадов.

И всюду выискивал местные золотые песчинки, которые он вытаскивал даже не как высокий государственный чиновник, а коммерсант. Одно ведь другому не мешает, а его частные дела давно вошли в сферу императорских. Да и денег у государства всегда не хватало. Это ведь сколько казенных дел кругом да еще надо чиновникам набить бездонную мощну. А за своих и не отчитаться потом, и денег много.