Гель-Грин, центр земли

Проснулся он в рассвет, туман обволок всех паутиной; Стефан не понял сначала, где он; ему снился старый дом в городе, где нет моря; гор, леса — только равнины, полные высокой травы — для скота; фермерская область; как-то Стефан ездил в гости на автобусе к своему одногруппнику — Паултье с темно-темно-рыжими, почти бордо, волосами; при всём своём экзотизме Паултье был сыном фермеров и спокойно на выходные ездил махать к ним лопатой; Стефан гордился, что учился с ним; и Паултье любил его. Геологи спали, котелок висел над угольками с остатками ночного чая — черного-черного, сладкого, как мармелад. Стефан прошел немного дальше в лес, за кусты, отлить; застегнулся и вдруг услышал серебряный звук, протянувшийся над лесом, как провод; Стефан вышел из-за деревьев к виду на море: спуск с горы, обрыв, внизу — камни и глубина сразу метра три. Из тумана шел по Лилиан корабль — туман вокруг него отливал всполохами розового и золотого, будто горел; и кто-то на палубе, выйдя, как Стефан, потянуться, проснуться, пробовал флейту. Стефан протер глаза — корабль с красными парусами исчез; и не было его никогда; «красиво как, — подумал Стефан, — море со мной играет»; вернулся к костру. На брезентовом плаще сидел Анри-Поль, небритый, заспанный, похожий на романтичного разбойника из сказки Гауфа, набивал трубку табаком и сосновыми иголками.

— Ты слышал? — спросил Стефан. — На флейте играли…

Анри-Поль не слышал, но поверил; Стефан понял об Анри-Поле самое главное — он всё понимает. Для гель-гриновцев богом был строящийся город; а Анри-Поль — его пророк. Стефан записал это в блокнот с кораблем; но потерял при очередной переправе: уронил рюкзак в воду, упал в воду спасать и блокнот уплыл из кармана; ничего, кроме этой мысли, там не было… И еще когда-то Анри-Поль был женат; развелись; Стефан пытался представить самую красивую на свете женщину, но Анри-Поль не рассказал дальше; потом Стефан спросил о Расмусе: «он влюблен в Лютецию или я сплетничаю?» «знаю; Жан-Жюль тоже любит говорить о других» «у неё есть парень в Коста-Рике; уедет однажды, а Расмус умрет»; «не умрет; у него есть маяк», — и стал выбивать трубку о бревно, на котором сидел…

«Вернусь — опубликую, назову “Золотое”…» — как рефрен из популярной песенки с радио; еще Стефан постоянно стал напевать за одним геологом: «с неба падала вода, тра-ла-ла»; геолог рассказывал, что песенка длинная, про море, про розы; он услышал, как её пел какой-то молодой монах в самолете — летел на Мальту, а геолог — в Гель-Грин; разговорились. Гель-Грин ломал тело Стефана, как военная служба; благоуханным туманом, соснами, сопками, полными багульника, — в Гель-Грин приходила весна; Стефан находил морошку, ел её горстями, пахнущую шелком, и думал иногда о Гилти; как о чем-то привидевшемся…

…Он вырос, изменился; городская бледность сменилась яркостью Боттичелли; под ногти забился песок, полный золота; «вернемся в шторм», — сказал старый Руди; небо было так низко, что, казалось, касалось макушек; Стефан нес коробки с образцами, внутри стекло и вата; ужасно боялся споткнуться; они спали внутри, эти камни, как яйца редких птиц; и пока с горы Гель-Грин — только крошечный белый поселок.

«На город надвигается страшный шторм», — пробормотал Стефан; Анри-Поль, шедший рядом, улыбнулся еле-еле — обветрил губы; «Корабельные Новости» он тоже любил; пахло пронзительно солью и морскими водорослями, шторм пришел с запада; Стефан вспомнил свой первый шторм-лунную ночь. «Дети, — подумал он, — у Гилти…»; чем ближе к городу, тем труднее было дышать: воздух был словно кожа. «Сначала в мэрию, оставь там образцы». Дали ключ; Стефан возился, искал свободное место в шкафу, и вдруг ударило в стену; Стефан замер, потом выглянул — море шло на Гель-Грин. «О боже, Свет, Цвет», — он захлопнул шкафы, зазвенело стекло, Стефан выбежал на улицу. Дождь хлестал с такой силой, будто бил, сражался; Стефан натянул капюшон — за неделю он сжился с курткой, как с женщиной; побежал через улицы; открыл свой вагончик — никого не было; темно и тепло; на столе — стакан сока и книга; Стефан нашел телефон в рюкзаке — Анри-Поль одолжил.

— Да?

— Расмус!

— А, вернулись… Ты где?

— У себя; где Свет и Цвет?

— У Гилти; но сиди лучше дома; слышишь, как хлещет.

— А сам?! Я слышу, ты чинишь маяк!

— Не могу уйти, мне кажется, я угадал…

И тут прервалось; словно разбилась тарелка. Стефан открыл дверь — ветром её захлопнуло; шторм, его назовут позже «Ивейн», порвал все провода в округе, унес двенадцать лодок; Стефан снова открыл и побежал, как на крик. Ничего не было видно, кроме снега — уже снега; вдоль тротуаров были протянуты леера, как на кораблях в старину; Стефан цеплялся за них, как за ветки; «Анри-Поль, остальные — добрались?»; а потом ударился лицом о её дверь.

— Гилти!..