На южном берегу островка, за скалами, лежала маленькая бухта, в которой не уместились бы в ряд и четыре рыбачьи лодки, но шкуне она вполне могла служить надежной гаванью, пока не начнется южный или западный ветер. Итак, шкуна вошла в бухту, бросила якорь, и четырехвесельная шлюпка вскоре доставила на берег графа Тимашева и капитана Сервадака.
Бригадир Мэрфи и майор Олифент со спесивым и чопорным видом поджидали их, храня горделивое молчание.
Первым его нарушил пылкий француз Гектор Сервадак.
— Слава богу, господа, — воскликнул он, — кроме нас, уцелели еще люди, и мы счастливы, что можем пожать руку нашим ближним!
Английские офицеры не пошевелились и не сделали ни шагу навстречу.
— Скажите скорее, — продолжал Гектор Сервадак, не замечая величавой неприступности британцев, — есть ли у вас сведения о Франции, России, Англии, Европе? Знаете ли вы, каковы размеры бедствия? Установили ли связь с родиной? Есть ли у вас…
— С кем имеем честь? — произнес бригадир Мэрфи, повернувшись к капитану Сервадаку ровно настолько, насколько это позволяло его достоинство.
— Ах, да, — сказал Сервадак, чуть заметно пожав плечами, — мы ведь еще не представились друг другу.
И обратившись к своему русскому спутнику, чья сдержанность могла поспорить с британской холодностью, капитан Сервадак представил его:
— Граф Василий Тимашев.
— Майор сэр Джон Темпль Олифент, — ответил бригадир, представляя своего подчиненного.
Русский и англичанин обменялись поклонами.
— Капитан штаба французских войск Гектор Сервадак, — в свою очередь сказал граф.
— Бригадир Энейдж Финч Мэрфи, — торжественно провозгласил майор Олифент.
Снова поклоны с обеих сторон.
Правила этикета были соблюдены. Теперь обе стороны могли вступить в переговоры без ущерба для своего достоинства.
Разумеется, речь велась на французском языке, равно знакомом и англичанам и русским, к чему их вынудили соотечественники капитана Сервадака, упорствующие в своем нежелании изучить английский и русский языки.
Пригласив капитана Сервадака и графа следовать за ним, бригадир Мэрфи пошел вперед, майор Олифент замкнул шествие, и гостей ввели в офицерскую комнату. Она несколько напоминала крепостной каземат, но была обставлена не без комфорта. Все сели, и разговор завязался.
Гектор Сервадак, которому претили все условности, предоставил графу Тимашеву начать беседу. Граф, поняв, что англичане не принимают в расчет все сказанное до официального знакомства, повел рассказ «ab ovo», то есть с самого начала.
— Господа, — заговорил он, — как вам, конечно, известно, в ночь с тридцать первого декабря на первое января произошла катастрофа, причины и размеры которой нам еще не удалось установить. То, что осталось от вашей территории, — я разумею этот остров, — показывает, что тяжелые последствия стихийного бедствия весьма чувствительно отразились и на вас.
В знак согласия оба офицера одинаковым движением согнули стан в полупоклоне.
— Мой спутник капитан Сервадак, — продолжал граф, — также перенес тяжелые испытания. Он находился на своем посту в качестве штабного офицера на побережье Алжира…
— Французская колония, если не ошибаюсь? — прервал его, сощурив глаза, майор Олифент.
— Исконно французская, — сухо ответил капитан Сервадак.
— Капитан Сервадак находился подле устья Шелиффа, — невозмутимо продолжал граф Тимашев. — В ту злополучную ночь часть африканского материка внезапно превратилась в остров, а все остальное, по-видимому, исчезло с лица земли.
— Ага! — проворчал бригадир Мэрфи, ограничившись этим скупым изъявлением чувств по поводу сделанного ему сообщения.
— А вы, граф, — осведомился майор Олифент, — где, позволю себе спросить, находились вы в ту злополучную ночь?
— В море, сэр, на борту моей шкуны, и я считаю чудом, что экипаж и груз не пострадали.
— Нам остается только поздравить вас, граф, — сказал бригадир Мэрфи.
Граф Тимашев продолжал:
— Когда же судьба снова привела меня к Алжирскому побережью, я, к счастью для себя, встретил на новом острове капитана Сервадака и его денщика Бен-Зуфа.
— Бен? — переспросил майор Олифент.
— Зуф! — выкрикнул Сервадак, словно хотел сказать: «Уф, замучился!»
— Капитан Сервадак, — продолжал граф, — желая составить себе представление о последних событиях, отправился с нами на «Добрыне»; мы взяли курс на восток согласно старым картам и сделали попытку установить, что осталось от алжирской колонии… Но она исчезла бесследно.
Бригадир Мэрфи скривил губы, давая понять, что если колония французская, то в ее исчезновении нет ничего удивительного. Сервадак привскочил, чтобы должным образом ответить, но сдержался.
— Господа, — продолжал граф Тимашев, — размеры бедствия оказались огромными. Во всей восточной части Средиземного моря мы не нашли и следов населенных областей — Алжира, Туниса, за исключением одного пункта — скалы, выступающей из моря вблизи Карфагена; на ней находится гробница французского короля…
— Людовика Девятого, если не ошибаюсь? — заметил бригадир.
— Более известного под именем Людовика Святого, сэр! — поправил его капитан Сервадак, на что бригадир ответил снисходительной усмешкой.