На шхуне боялись подходить близко к рифам, чтобы не сесть на мель. Капитан приказал спустить шлюпку. Шесть гребцов под отчаянный счёт капитана: «Раз-два! Раз-два!» работали веслами. «Нож! Нож! Дайте мне нож!» - кричал Галль. Поочерёдно шесть ножей полетели к нему из шлюпки. Один из ножей Галль поймал. Широкое кровяное пятно распространялось вокруг Галля и Иммы, мешало разобраться, что происходит в воде. Движение плавников, бурление пенящегося океана показывали – акулы рвут тело Иммы. Галль нырнул, почти на ощупь разыскал ребёнка, подхватил его, перерезал пуповину, ненароком пяткой ударил в бок проплывавшую мимо акулу, задыхаясь, поднял голову над поверхностью моря. Шлюпка уже приблизилась. Матросы протянули руки, подхватили Галля и младенца, втянули в лодку. Чтобы помочь Имме, нечего было и думать. Клубок акул рвал уже что-то совсем непонятное на глубине пяти-шести футов от поверхности океана. Один из матросов попытался ударить веслом открывшуюся на секунду между волн щербатую морду морской хищницы, та вздрогнула, повела лоснящимся боком и быстро пошла вниз к жертве. Дно лодки билось об обнажавшийся при откате волн риф, оставаться близко уже не представлялось возможным. Шлюпку повернули к шхуне в море.
Вцепившись в новорожденную девочку, Галль по верёвочной лестнице поднялся на борт шхуны. Тут только заметили, что девочка не кричит. Бородатый матрос ударил мозолистой рукой новорожденную по заднице. Малютка тут же заверещала пронзительным криком. Боцман суровой ниткой перевязал пуповину. Матросы хрипло засмеялись, отпуская непристойные шутки. Галль упал на палубу. Некоторое время он лежал без движения. Вода текла по его лицу, шее, раненые об риф стопы кровоточили. Потом он вдруг вскочил, потребовал от капитана немедленно выловить останки Иммы. Капитан осмотрел в бинокль океан. Прибой и акулы оттащили тело от рифа, подойти к нему уже не представляло труда. Шхуну развернули по ветру, и скоро тело Иммы болталось под самым бортом. Бросили сеть и выловили изуродованные неузнаваемые останки. Несколько акул выпрыгнули из воды, пытаясь в воздухе настичь удалявшееся в сетке тело. Из-за отталкивающего вида, сетку с тем, что осталось от Иммы, капитан распорядился не поднимать на палубу, её высоко закрепили за бортом.
Силы оставили Галля. Он сидел на палубе, не двигаясь. Рядом копошился на досках младенец. Капитан хотел подбодрить Галля, но то ли не нашёл нужных слов, то ли мозг его чересчур увлажнился яванским ромом, только окинув пустыми глазами океан, он неожиданно сказал так: «Никогда не видел столько медуз». Действительно, в этот день их было особенно много.
Сетка с костями Иммы, сначала с кровоточащим, потом - ржавым, прелым мясом, болталась за бортом до самого Занзибара. Галль не позволял выбрасывать останки. Он объявил, что собирается похоронить Имму у себя на родине. Иногда Галль подходил к фальшборту и часами остановившимся взглядом смотрел на сетку, не чувствуя чудовищного смердящего запаха, распространяемого обезображенным трупом. Криками, неистовой жестикуляцией Галль отгонял морских птиц, набрасывавшихся на мертвечину, и уже обглодавших мясо на животе и плечах до белых костей. Матросам и капитану досаждали смердящий запах и визги птиц. Неоднократно Галлю делались замечания. Тот воспринимал упрёки внешне безучастно, повышая капитану плату за проезд. У берегов Восточной Африки в ночь разыгрался сильный шторм. Когда Галль проснулся и поднялся на палубу, сетки за бортом не стало. Вахтенный матрос сказал, что её смыло волной. Галль ушел в каюту и не выходил оттуда до Амстердама.
Когда Галль спускался по сходням в Амстердаме, его окликнул матрос, протянувший писклявую девочку, завёрнутую в грубый бушлат. Весь долгий рейс матрос ухаживал за младенцем, вскармливал его из бутылочки. Погруженный в собственные мысли Галль почти забыл о ребёнке. Он дал матросу на чай и неловко, будто держа хрустальную вазу, понёс девочку перед собой.