Гей, на Запад!

Шарон хихикнула, игриво подняла ногу и потыкала Боба в пузо лакированной туфелькой. Б. П., который методически трудился над вырезкой, начав с восхитительного жирка, отметил про себя, что Шарон сообразительная девушка. У нее с Бобом завязался умный спор о том, что средства массовой информации — главное оружие массового уничтожения, поскольку непоправимо уродуют мозги народа. По мнению Шарон, телевидение, кино, газеты и почти все книги — это нервно-паралитический газ, отупляющий весь мир. Боб возражал:

— Зачем же тогда ты стремишься в кинобизнес?

Она, естественно, отвечала:

— Чтобы его улучшить.

— Вы, слабосильная нью-йоркская шушера со своим экспериментальным кинорукоделием, вы, надутые ксенофобы, думаете, что Нью-Йорк — это весь мир. Холод, копоть, все в кожаных куртках дрожат на рассвете. Видишь мост, дома, голубей. Потом опять мосты, дома, голуби. Ну добавь еще пару собак, китайский ресторан, бездомного, ковыряющего в носу. — Боб разгорячился, но не настолько, чтобы забыть про еду.

— А вы, либеральные романисты, съезжаетесь сюда и думаете сотворить что-то качественное, и что получается? — Шарон говорила так тихо, что нельзя было жевать, иначе твои коренные заглушили бы ее голос. — Вы думаете, что свои вялые чувства можно приложить к чему угодно. И что в результате? Стрельба. Все во всех стреляют. Вы думаете, что основной закон жизни — преступление. Как за спасительную соломинку хватаетесь за свой квелый пенис, и он приобретает форму пистолета. Бах! Кончил. Бах! Кончил. — Шарон чопорно вытерла чистые губы салфеткой и, надувшись, посмотрела на Б. П., который расправился с вырезкой и теперь обожал шпинат, плававший в прованском масле с чесноком. — А вы что думаете, Благородный Дикарь?

— Я думал, что это лучший бифштекс в моей жизни и что хочу получить назад медвежью шкуру. — Он посмотрел на ее несъеденных моллюсков, и она подвинула к нему тарелку. Это был еще один новый опыт в новом мире — он никогда не ел сырых ракушек. — Я знаю, что многого лишен у себя дома, но телевизора у меня нет, кинотеатры далеко, а газет не люблю, потому что картинки в них черно-белые, а мир — цветной. — Он чувствовал себя слабым перед ее натиском.

— Но, дорогой мой, вы получаете нервно-паралитический газ от разговора с любым знакомым. — Она просунула крохотную ножку под стол и легонько пихнула его в причинное место.

В это время зазвонил сотовый Боба, и он величественно вынул его из кобуры на поясе. «Да. Нет. Да. Нет. Отлично», — сказал он и, записав адрес в книжку, выключил телефон. Потом посмотрел на Б. П. и голосом Джо Фрайдея[15] произнес:

— Установлен адрес Лона Мартена. Едем туда.

Боб был явно навеселе и ухмылялся, радуясь обретенной цели. Он взял телячью кость и стал обгрызать упрямый хрящик.

— Лучше поехать на рассвете, — сказал Б. П., решив, что предпочтительнее осторожная тактика.

— Завтра суббота, поэтому рассвет будет в полдень, по крайней мере в Лос-Анджелесе. Будильник у Боба всегда поставлен на одиннадцать одиннадцать.

Шарон повернулась к Бобу, который смотрел мутным взглядом на бар и в это время помахал какой-то паре.

— Это Сандрина со своим шишкой из Эн-би-си. Он полирует ей сапоги языком. Представляю, как это сказывается на вкусовых бугорках. Поверьте мне, вкус — это важная часть вашего будущего. Если он отказал, остальной твой сенсорный аппарат высыхает, как коровья лепешка под полуденным солнцем, где столоваться могут только червяки и личинки.

— Боб, замолчи, ради Христа. — Шарон так сильно толкнула его локтем, что только безупречное чувство равновесия в подобных ситуациях позволило ему спасти свой стакан с вином.

Пара подошла к ним.

— Сандрина де ла Редондо, это твой сосед по «Сиаму» Бурый Пес, — сказал Боб, игнорируя телевизионного начальника, с его сшитым на заказ английским костюмом, тонированными желтыми очками и очень чистыми ушами.

— ^Etes-vous c'elibataire? — спросила Сандрина, развязно положив руку на затылок Б. П.

Он глубоким взглядом уставился в ее голый пупок, наслаждаясь ароматом майской утренней сирени.

— Это значит: «Знаменитость ли ты?» — перевел Боб.

— Это значит: «Ты холостой?» — уточнила Шарон.

— Pouvez-vous venir prendre un verre chez moi ce soir? — спросила Сандрина, проведя мизинцем у него за ухом, отчего он вздрогнул.

— Она спрашивает, не хотите ли вы с ней попозже выпить. — Шарон зевнула.

— Да. Я не против.

Б. П. подумал, что если эта женщина так сразу им заинтересовалась, с ней, наверное, что-то неладно. Интригующий вопрос — что именно? Если она хочет зеленую карту, он ей на рассвете пообещает. Он вяло помахал Сандрине, удалявшейся со своим вялым другом.

— Она хочет роль. Все хотят какую-нибудь роль. Включая меня. Я отвезу его домой. По дороге мы заедем на важную вечеринку — он познакомит меня с людьми, которые могут дать работу.

Сильными ногами, развитыми благодаря теннису или еще чему, Шарон вытолкнула Боба из их отсека. Боб только подписал счет и кинул сотенную на размякшее масло, в котором увязла одинокая муха.