Гефсиманское время (сборник)

Общественные болезни, страдающие люди – страдающие по чьей вине? «Кто виноват?» – тоже русский, сущностный для нас вопрос. Но почему всегда спрашивалось «кто» и в умах засела мысль только о чьей-то персональной вине, а как собственно общественный, гражданский, русскими этот вопрос так и не задавался? Ведь так – это вопрос мести, наказания. Мы ищем не виноватых всю свою историю – а уже будто бы наказанных, чью вину даже не надо доказывать. Это подспудное желание снять ответственность за происходящее с себя и еще более естественное побуждение всех страдающих – не отыскать источник страданий, а выплеснуть их куда-то, на кого-то, чувствуя если не освобождение от боли, то осмысленное торжество собственной правоты.

Ну а кто виноват, чьи головушки на выдаче-то в России теперь? Тех, кто принимает да исполняет государственные решения: «партия начальства», «президент», «администрация», «правительство», «кто поднаторел в упражнениях с народом», «южане», «Ельцин и ему подобные», «законодатели и надзиратели», «директорский корпус», «Горбачев», «банк», «государство», «заказчик», «господа», «ультра-большевики, сделавшие из России ГУЛАГ», «Дума», «дармоеды», «инстанции», «государственные организации», «сионисты»… Если обвиняют инородцев или нуворишей, то обвинения звучат лишь с тем же смыслом – «правят нами». Если бы не правили – то и не были б виноваты. Но почти тут же зовут править собой других – «честных», «непродажных». Людей озлобляет благополучие власть имущих («сосут кровь из народа», «уничтожают народ»). Извлеченные из личного опыта уроки в своем большинстве унылы, рождают в людях только ощущение безысходности. «Я не понимаю эту демократию, если все делается для уничтожения народа»,  – сознает человек. Или думает с тоской о прошлом: «Раньше хоть что-то можно было доносить до людей – я занимался просвещением, работал на сельскую местность, писал для сельских детишек, был все время с ними». Обманутый не раз и не два, человек крепче всего научен не доверять и понимает со всей ясностью только новейшую эту формулу обмана: «обещали справедливость, борьбу с привилегиями власть имущих, а устроили общество еще более несправедливое и взяли себе привилегии, какие не снились начальству партийному, даже при однопартийной системе в стране, – значит, коммунисты были честнее и справедливей к людям, чем те, кто призывал бороться с ними и получил власть в стране».

А меж непониманием настоящего и тоской по прошлому встревает уже волевое решение ни в чем общественном не принимать участия: «Кто нам поможет? Черт его знает. Даже люди наши говорят – голосовать больше не пойдем, все равно по-нашему не будет».

Но что же тогда делать?

Тем, что ожесточились, притягательно лишь одно: «все привилегии снять, дачи под квартиры, солдаты пусть служат народу, а не охраняют этих гнид» – они не видят иного будущего ни для себя, ни для тех, о ком не могут думать без ненависти.

Рабочему по-прежнему притягательны государственный заказ, план и сбыт, но тоже затаил мыслишку о директорах с жирнейшими их окладами, так что, наверное, самое важное для рабочих: «оклады директоров предприятий и представителей любых ветвей власти хоть соотносить с зарплатами рабочих и доходами населения».