Где собака зарыта

2. Что ж, начнем с этого самого сна. Мне снилось, что плыву я на корабле по океану и налетает буря, страшный ветер, волны. На борту суматоха, ужас. Постепенно я начинаю понимать, что нам грозит крушение, и тогда меня охватывает абсолютно реальное чувство близкой смерти; страх, что не успею внутренне подготовиться к ней. Тем временем морские волны громоздятся, становясь явно выше нашего корвета, швыряют его как щепку, что я могу самолично засвидетельствовать, ибо видел все это как бы с высоты, хотя, конечно, постоянно находился на палубе, причем все более и более парализуемый пониманием (уж слишком натурально вздымались волны), что кораблекрушение означает для меня гибель. В то же время точка, с которой я все это видел, поднималась все выше и выше и мой взор охватывал все большее и большее водное пространство, пока наконец ему не открылись берега, но отнюдь не суша, а как бы края большого аквариума, отчего страх мой сделался еще больше, потому что в аквариуме плавал самый настоящий большой парусник со мною на борту. Я находился на захватывающей дух тонкой линии, становившейся все тоньше и тоньше, но пока державшейся; водные валы нарастали, судно все так же противостояло их напору, и тут до меня дошло, что я могу не беспокоиться за это равновесие, что это в принципе мое видение бури, что я смотрю на нее как на свое собственное творение, и хотя мой страх стал ничуть не меньше, мне уже было все равно, угомонится ли стихия. И так бы все это длилось и длилось, до тошноты, если бы стук Моники Шевц не вытолкнул меня из сна; но теперь половина из вас скажет, что и у вас тоже был такой же сон, или похожий, с чем могу согласиться, но ручаюсь, что никто, кроме меня, не пережил той истории, которая один к одному отразилась в этом сне, впрочем, как и многие другие истории, которые с нами либо уже приключились, либо еще приключатся.

3. На слишком много (сна) в эту ночь я не рассчитывал, что вполне объяснялось предстоявшей мне утром электрокоагуляцией, но никогда бы не подумал, что будет аж так плохо. Я как раз получил на кассете запись диска Сюзи «Ноктюрн», само название которого предполагает прослушивание в кромешной темноте, ради чего я подождал, пока Ярек Клейнберг наверняка заснет, и тогда я выключил мою лампу и запустил центр. В принципе не было смысла тешить себя надеждами на быстрое засыпание, а потому я сразу настроился на 75 минут ярких художественных впечатлений (тем более что Роберт, когда мы возвращались из Парижа, говорил, что это высшее достижение артистки) и лег на кровать, естественно, в позе покойника, чтобы звук мог беспрепятственно доходить до обеих ушных раковин. К сожалению, я обманулся, пусть не слишком позорно (хотя в ночи все вырастает до гигантских размеров), зато сразу, во вступлении, как только раздались звуки Восславления избранницы из Весны, что на диске какой-нибудь другой исполнительницы, рангом пониже, может быть меня и завело, но не в случае с Сюзи, которая и сама в состоянии создавать вещи прекрасные, в своем роде, конечно (но в том-то все и дело, чтобы каждый — в своем). Кроме того, диск представлял концертную версию, а значит, песни по большей части уже знакомые, разве что исполнены крикливей плюс к тому глупости с наводками и завязками, очень даже забавные, впрочем, всколыхнувшие давнишние воспоминания, связанные с проигрыванием других наводок и завязок, казалось бы, совсем забытых, а тут — на тебе, очень даже убедительных, готовых растечься в абсолютно неожиданных направлениях, так что в конце концов я, можно сказать, начал засыпать, когда до меня донесся какой-то подозрительный шорох. Я приоткрыл глаза, и передо мною возникло видение голого Ярека, пытающегося дотянуться до музыкального центра, чтобы убавить звук. Виду я не подал, но меня этот инцидент бесповоротно вывел из сладкой полудремы (много ли нужно ночью, чтобы человека охватило бешенство), в результате чего я с обостренно-озлобленным вниманием дослушал до конца первую сторону, а потом — сам парень виноват — перевернул на вторую, само собой немного прибавив звука. Постепенно мною завладевала все большая злость на Ярека, потому что сон — столь желанный в это время — отлетел от меня напрочь, а в голову полезли воспоминания о разных неудобствах и страданиях, вызванных последней электрокоагуляцией, проецируясь на следующий день и наполняя его тревогой и отвращением. Впрочем, и они меня в конце концов усыпили бы, если бы вдруг не завыли какие-то ужасные вонючие негры, предательски пущенные Яреком, которому этого, видимо, показалось мало и он зажег еще и свет, заварил себе чаю, оделся и, достав какую-то книгу, уселся за стол. Что мне оставалось делать; я тоже взял книгу и начал читать. Странно, конечно, не заговорить друг с другом в такой ситуации, ведь все могло кончиться плохо. Зато как только негры исчерпали свой репертуар, я орлом налетел на аппарат и тут же поставил Эрика Сати, результат не замедлил сказаться: я не дождался даже второй Гнозьены.