Где собака зарыта

Мы запоздало позавтракали: Берни – яичницей с беконом, я – сухим кормом. И немножко – беконом Берни, если говорить всю правду. У него в последнее время появился заскок, понятия не имею, откуда, мол, слишком много бекона вредно для его здоровья. Сама идея того, что бывает слишком много бекона, кажется мне абсолютно бессмысленной, так что я был только рад ему помочь.

После завтрака Берни отправился в рабочий кабинет и принялся стучать по клавишам компьютера. Я же уселся у высокого узкого окна в коридоре и принялся рассматривать двор. Некоторое время спустя я услышал звук подъезжающего грузовика. Интересно, это ФедЭкс или ЮПС? Чрезвычайно важный вопрос: когда водитель из ЮПС проезжал мимо, то всегда кидал на лужайку печенье, а водитель из ФедЭкса никогда так не делал. Звучали грузовики практически одинаково, разве что ФедЭкс издавал едва слышное: «тик-тик-тик». Секунду спустя я услышал проклятое тиканье, что значило: никакого печенья. Когда грузовик проехал мимо, я на него едва взглянул. Так, а это что такое едет прямо за ним? Мотоцикл.

Мотоциклы всегда были очень интересными, а этот конкретный мотоцикл был интересным в особенности – он остановился прямо перед нашим домом.

На мотоциклисте был шлем с опущенным ветрозащитным экраном из темного пластика. Он развернулся, откинул ветрозащитный экран, бросил взгляд в сторону дома и увидел меня. И в ту же секунду – стремительно опустил экран, да так быстро, что мне не удалось толком разглядеть лицо: только темную кожу и мелькнувший кусок чего-то голубого. Я даже не был уверен, какого этот человек пола. Если бы я мог обнюхать его, никакой проблемы бы не было, но все запахи сейчас перебивала вонь от выхлопных газов.

Врррум-врум: сорвался с места мотоцикл. Игги, кажется, это заметил, потому что со стороны его дома донеслось привычное тявканье.

Я еще немного поглазел в окно, но больше ничего интересного не произошло. Тогда я решил как следует потянуться и зевнуть. Вот и все. Ощущения непередаваемые. Я успел проделать это еще несколько раз – все так же приятно. Потом из дома раздались шаги Берни, и я отправился его искать.

Сразу же я понял, что ему хочется курить. Догадаться было несложно: вот он проверяет все места, где он мог забыть пачку сигарет – на стеллаже, под журнальным столиком в гостиной, в куче грязной одежды, и все безрезультатно. В этот раз Берни твердо задался целью бросить курить и выкинул из дома все сигареты до единой. Из чувства солидарности я принялся искать вместе с Берни, хотя, конечно, никаких сигарет в доме быть не могло – иначе я бы давно учуял их запах. Разве что Берни спрятал пачку в сейф, и то, может, мой нос и тут не подвел бы.

Берни сделал глубокий вдох, а затем медленно выдохнул. Это у него особая техника такая, правда, я не знаю, для чего она предназначена.

– Может, стоит прогуляться? – спросил он. – Эй, Чет! Ко мне.

Мы вышли через заднюю дверь. Сначала Берни переобулся в кроссовки, а это значило, что он собирается заставить себя выйти на пробежку. Запах у этих кроссовок был тот еще. Вообще, странно, как люди носят разную обувь для разных видов деятельности. А какую странную обувь иногда надевают женщины! Я помню, у Леды была абсолютно ужасная пара туфель. Они меня не на шутку пугали, так что я их съел, но Леде, конечно, было не объяснить, зачем я это сделал. Я вот отлично справляюсь и без дюжины пар различной обувки. Уверен, если бы у людей были такие же большие лапы, как у меня, они были бы куда более счастливы. А что? Подушечки у меня мягкие, отлично работают, когда надо подкрасться, а большие острые когти помогают не терять сцепление с дорогой, когда я куда-то бегу.

Через задний двор мы вышли в каньон. Каньон был одним из лучших бонусов, которые ты получаешь, когда живешь на Мескит-Роуд. Вообще он находился в самом центре Долины – не уверен, город это или какая-то группа городов – и простирался далеко-далеко, но с того места, где мы стояли, каньона было почти не видать. Ну, разве не круто? Мне доводилось жить в разных местах: в питомнике при Академии, а до этого, когда я был еще щенком – в обшарпанной квартире вместе с кучкой алкоголиков, но жить здесь, вместе с Берни, было лучше всего на свете.

Тем временем Берни покачивался с носка на пятку и раз за разом наносил удары в воздух. Размявшись, он побежал – ну, вроде как побежал – по усыпанной гравием дорожки, которая вела к холму с большим плоским камнем, лежащим на самой вершине. Там дорожка сворачивала, чтобы обогнуть скалу.

То, как люди бегают, всегда ставило меня в тупик. Никакой красоты и куча усилий, и все ради того, чтобы перемещаться с абсолютно жалкой скоростью. Я принялся наворачивать круги вокруг Берни – раз в одну сторону, затем в другую, затем в обе сразу.

– Чет, – запыхавшимся голосом произнес он. – У меня от тебя голова кружится.