Где ночуют зебры?

– Есть у меня мысли по поводу одного странного звонка. Но я не уверен… Дело в том, что моя жена иногда делает неплохие чучела животных и птиц. Так вот, незадолго до ее исчезновения ей позвонил один человек и спросил, не хотела бы она за деньги, причем неплохие деньги, сделать чучело его любимой кошки. И Соня, Софья Андреевна, согласилась. А спустя пару дней она исчезла.

– И вам не звонили? Не требовали выкупа?

– Машенька, ну какой у меня можно требовать выкуп? Разве что отобрать квартиру, поскольку она расположена в центре, да я бы все отдал, чтобы только увидеть Сонечку…

В подъезде стало так тихо, что Маша услышала свое дыхание.

– Ну все, Машенька, выздоравливай. А за велосипед не беспокойся, он пока побудет у меня, а когда сможешь – заберешь его.

И он уехал на лифте.

Маша достала из кармана ключи и осторожно, стараясь не шуметь, открыла все замки. В эту минуту она забыла о своем преследователе и обо всех опасностях, свалившихся сегодня на ее бедную голову. Все мысли ее были сосредоточены лишь на горе, которое выпало на долю несчастного Алексея Константиновича.

Темная квартира встретила ее полной тишиной. Она зажгла свет, прошла на кухню и, к своей радости, обнаружила совершенно волшебную для сегодняшнего дня записку, в которой родители сообщали своим любимым деткам о том, что они вернутся домой поздно с дня рождения своего сотрудника.

«Надо же, как повезло!» Она понимала, что ни Горностаев, ни Дронов не уснут, пока не выяснят, где она и что с ней случилось, следовательно, Никитка с ними… И чтобы не усложнять себе и без того тяжелый вечер, Маша выключила свет, пробралась в спальню, рухнула на любимую постель и закрыла глаза. «Все, я дома», – подумала она и мгновенно уснула.

Никитка, открыв дверь квартиры, потянул носом. Незнакомые, непонятные запахи. Так пахнет обычно в больнице.

Он включил свет в прихожей и, увидев Машины кроссовки, облегченно вздохнул. «Птичка вернулась…»

И он устремился на этот больничный и жуткий запах, пока не зажег лампу уже в Машиной комнате. Но не верхний свет, а нижний, на письменном столе. Вся комната тотчас наполнилась уютным янтарным светом. Никита увидел раскинувшуюся на постели сестру. В одежде, вымазанная чем-то коричневым, что при ближайшем рассмотрении оказалось йодом, с забинтованными коленом левой ноги и ступней правой Маша выглядела жутко. И это от ее бинтов пахло больницей и несчастьями.

Понимая, что сестра крепко спит и будить ее сейчас жестоко, Никита позвонил Сашке с Сергеем и дал отбой:

– Все нормально. Она жива-здорова… – здесь он сделал паузу и вздохнул: – И уже спит. Завтра она нам все расскажет.

После этого он прошел на кухню, подогрел себе ужин, съел его, потом вымазал в подливе еще одну тарелку, создав видимость, что ужинали два человека. Сложил грязную посуду в раковину и только после этого заперся в своей комнате и уселся с фотоаппаратом на подоконнике.

«Еще рано. Вот часика через два-три можно будет снимать…»

Глава VII Розовый фламинго. Золушкины ножки

Никитку разбудили родители. Они явились («Не запылились!») ровно в полночь, как вампиры. Для Пузырька, трепетно относившегося ко всему мистическому и таинственному, полночь являлась точкой отсчета всего паранормального, с чем ему приходилось сталкиваться в реальной жизни. Полночь – время ведьм и всей их кровососущей и смертоносной братии. Полночь – это также время приземления инопланетных кораблей. Полночь – время появления в родном дворе «каждой твари по паре», как в Ноевом ковчеге.

Вот и сейчас случилось так, что в полночь появились родители. «Может, они тоже представители другой цивилизации и только делают вид, что земляне?» – подумал Никитка, когда, проснувшись от характерных звуков отпираемой двери, понял, кто его разбудил.

Родители, чувствуя свою вину перед заброшенными детьми, ходили по квартире на цыпочках, боясь потревожить сон родимых чад. Но и не заглянуть в комнаты к своим детям они не могли.

– Я не сплю, – прошептал Никита, увидев в оранжевой щели приоткрытой двери мамин силуэт. – Вы торт принесли?

– Принесли, сынок, принесли… – обрадовалась мама, что хотя бы он не спит и она успеет выплеснуть на него немного своей любви.

Никита, который не помнил, как оказался в постели («вроде бы я сидел на подоконнике»), встал и вышел к маме, обнял ее и, почувствовав тепло ее тела, понял, что она – нормальная земная женщина. Обрадовался и расстроился одновременно.

– Сынок, как прошел день? У вас все нормально?

– Нормально, – он дал себя поцеловать и пошел за ней на кухню, где уже пахло щами.

В их семье было заведено, что когда родители возвращаются с какого-нибудь праздника, где подают торт, они всегда приносят по куску детям. Вот только почему после сытного праздничного ужина Пузырев-старший всегда просил подать ему перед сном горячие щи – Никитка не понимал.

– Привет, Никита, – папа даже привстал, чтобы по-мужски крепко пожать руку сыну. – Как дела?