Где нет параллелей и нет полюсов памяти Евгения Головина

Лучше всех понимал и говорил об этом прямо, конечно, Артюр Рембо в своем знаменитом «Une Saison en Enfer» (вещь, кстати, абсолютно непереводимая, т. к. невозможно точно перевести даже название). Очень важно, что Рембо этим мучался, а вот Головин — нет, и в этом их принципиальное различие. В этом плане мы можем говорить, что Головин — абсолютно гармоничная в своем роде фигура.

То, что я говорю о различии между миром Головина и миром монотеизма в широком смысле слова, ни в коем случае не носит оценочного характера, это просто констатация неких реальностей, с которыми нам приходится иметь дело. Это, скорее, социологическая оценка как монотеизма, так и поэзии применительно к Евгению Всеволодовичу.

Однажды какой-то левый критик сказал о Пушкине: это будет такой русский человек, каким он явится через сто лет. Мы знаем, что это абсолютно не подтвердилось, что является, безусловно, негативной характеристикой всей русской левой критики, но, тем не менее, если сегодня о ком-то и можно сказать подобное (хотя сама постановка вопроса далеко не лучшая), то это именно о Евгении Всеволодовиче. Это русский человек, который, может быть, когда-нибудь явится, а быть может, и нет. Что очень важно, т. к. на самом деле явление такого принципиально немонотеистичного человека точно так же невозможно, как и его не-явление. К тому же говорить сейчас о ста и более годах совершенно неправильно, потому что на это у нас не осталось вполне линейного монотеистического, абсолютно не-головинского времени — того времени, которое развивается и по отношению к которому мы испытываем эсхатологические ожидания.

Можно сказать, что все это — попытка структурно-социологи ческого подхода к тому важнейшему явлению, каким является Евгений Всеволодович Головин.

И. Б. Дмитриев Философ, эксперт портала «Евразия» «Работа в черном» и проблематика смерти

Я хочу кое-что сказать в связи с проблемой смерти, ее существования и ее ирреальности, которая в герметизме решалась в ситуации подготовительной работы, работы в черном, которая и самим Головиным характеризуется как очень трудная работа. В этих соприкосновениях с темой смерти в процессе диалога с женским Другим у Головина сложилось рабочее понятие индивида, который может мыслиться как некоторый статус (в той же алхимической терминологии), достигаемый по исполнении этой предварительной черной работы.

Что пишет Головин? Он спрашивает, что такое мужчина в принципе: «Из старинных книг можно определить его формальные константы: вероятно, это существо, наделенное централизованной активностью, активным интеллектом, восприятием, вниманием». В другом месте он пишет о том, что «своими тонкими органами чувств индивид может преобразовывать то, с чем он соприкасается».

Одной из базовых характеристик этого нового человека является здоровье, как о нем пишет Парацельс: «Здоровье — это гармоническая аналогия центра и окружности, обусловленная тайными или явными связями человека со всем сущим, независимо от распределительной шкалы рацио. Наличие подобных связей порождает спонтанное, централизованное активное внимание, не теряющее своей свободы при встрече с притягательным объектом».

Но на всю эту историю существует серьезное возражение. Это возражение матриархата, который есть очень серьезное внушение, очень серьезный посыл со стороны матери, которая уничтожает человека и говорит ему о том, что все вернется в ее Тьму. Мать-Земля способна обойтись собственными фаллическими компонентами для зачатия и полноценной жизни, ее пролонгации. Но поскольку она принципиально репродуктивна, ее фаллические силы быстро истощаются и, в конце концов, производят лишь слабые копии изначальных видов. Это можно рассмотреть как схему развития мира к упадку, циклический излет мира, в котором кончаются энергии, заключающиеся, если вспомнить Генона, в Прачеловеке, который в какой-то момент был отключен от пуповины чем-то еще более высшим, чем место, занимаемое им. Постепенно его энергии стали иссякать. И вот он пишет, что этнос как формация, по преимуществу ориентированная на ноктюрнический способ воспроизведения своего собственного сознания, отлично знает первозданную вторичность самца. Сперма возникает от грудного молока. Только потом, после инициации огнем, он отделяется от нее и становится мужчиной, т. е. героем.