На губах Патрика промелькнула едва уловимая и совсем не детская улыбка, насмешливая и неприятная. Так бы улыбнулся сам Рэй, если бы ему, взрослому человеку, сказали то, что он только что сказал мальчику. У Рэя снова неприятно сжалось сердце от жутковатого и нелепого ощущения, которое у него иногда появлялось и которое сегодня он почувствовал, как никогда, что детская невинность и непосредственность, что сам этот крошечный малыш, как будто был маской, за которой скрывалось что-то совсем другое. Ему часто казалось, что Патрик притворяется и хитрит, пользуясь своим невинным возрастом, как если бы взрослый человек вдруг превратился в ребенка и умело этим пользовался в своих целях. Было очевидно, что Патрик умственно и морально старше своего возраста, но ведь не может же быть, чтобы настолько! Вот и сейчас. Разве может пятилетний ребенок так улыбнуться, насмехаясь над наивностью взрослого человека? Или Рэю это только показалось? Конечно, показалось, иначе и быть не может. Потому что ребенок опустил голову и смущенно покраснел.
— Покажи мне мальчишку, который не хотел бы быть похожим на героев из фильмов и комиксов, — буркнул он. — И скажи, что сам не был таким.
Рэй смягчился, чувствуя, как отлегло от сердца. Ребенок, всего лишь ребенок, здоровый и нормальный, только с обостренной жаждой подражания и находящийся под воздействием телеэкранов и ярких фантастических комиксов. Как губка, впитывающая воду, опоганенную нечистотами. Он не жаждет насилия, он всего лишь ему подражает, потому что режиссеры умеют сделать из него красивое и благородное зрелище, создавая этаких крутых парней, непринужденно ломающих кости и стреляющих в людей, умудряясь превращать убийц в героев, достойных восхищения и одобрения. И дети, насмотревшись на это все, начинают думать, что если они будут вести себя также, то их тоже будут уважать. Что сломать другому мальчишке руку — это круто. Что тебя боятся — тоже круто. Круто носить с собой нож. Круто ни во что не ставить взрослых и давать им отпор. И Патрик живой тому пример. Он самый обычный и типичный мальчишка. Он не нуждается в психиатре, а всего лишь — во внимании взрослых, которые бы научили его воспринимать и понимать мир таким, какой он есть на самом деле, а не таким, как показано в ужастиках и боевиках.
Рэй вспомнил, что в детдоме дружил с мальчиком, который говорил, что хочет стать маньяком, убеждал его, Рэя, что маньяк-убийца — это круто, что круче быть не может. Насколько Рэю было известно, этот малый стал преподавателем и воспитателем в детском доме, посвятив свою жизнь обездоленным детям, а не кровавым убийствам.
Рэй немного успокоился, но все равно весь оставшийся день украдкой поглядывал на мальчика, чувствуя, что все равно что-то не дает покоя, грызет изнутри. Патрик был не таким, как все, даже когда сам пытался продемонстрировать обратное. Казалось, что он был открытым, искренним, непринужденным, доброжелательным, и в то же время чувствовалось, что в действительности он никогда и никому не открывается, даже тем, кого любит и кому доверяет. Он только делает вид. И, наверное, именно это и настораживало. Что скрывать пятилетнему ребенку, зачем притворятся? Как это странно, смотреть на этого малыша, которого он знал с самого рождения, и не понимать, какой он есть на самом деле. Украдкой подглядывать за ним и пытаться угадать, что за мысли появляются в этой головке и что на самом деле побуждает его к такой жестокости и к таким поступкам. А понять нужно. Необходимо. Чтобы все исправить и не позволить маленьким проблемам вырасти до больших проблем.
Спустя некоторое время Патрик ошарашил его неожиданным вопросом.
— Рэй, а правда, что мама не хочет возвращаться домой?
— С чего ты взял? — осторожно спросил Рэй.
Мальчик не смотрел на него, что-то малюя ручкой на листке бумаги.
— Вчера вечером я слышал, как папа с кем-то разговаривал. Он опять злился и ругал на кого-то, кто не может кого-то найти. Мне показалось, что разговор шел о маме. А еще он сказал «Если мы не можем ее найти, тогда я сделаю так, чтобы она вернулась сама!».
— Прямо так и сказал? — улыбнулся Рэй, не показывая, как встревожили его эти слова.
— Да. И еще, что «эта сука сама приползет к нему на коленях».
— Ну что ты, Рик, разве папа может так говорить о твоей маме? Наверное, он просто искал какую-нибудь сбежавшую свидетельницу, которая очень важна для защиты кого-нибудь, кого он представляет в суде, — успокоил мальчика Рэй. Патрик поднял голову, доверчиво взглянув на него.
— Да, я тоже так думаю. Папа не мог так обозвать маму. Я просто не понял, мне показалось, что он имел в виду маму. Я дурак.
Когда Рэй вечером вернулся домой, его ждал сюрприз.
— К вам гости, — недовольно и сердито доложила Дороти, встретив его на пороге.
— Правда? Кто?
Злобно фыркнув, старушка отправилась на кухню, так и не ответив.