Где я?

В обязанности рабов входило с утра до вечера заниматься сбором улиток, которых потом банда куда-то переправляла. Этих здоровенных, размером с полкулака, тварей в заброшенной части штолен водилось море, и такие, как Трок, уводили свои груды в поисках нетронутых пока забоев. За такие места шла нешуточная борьба: нередко груды между собой дрались, но все знали, что потеря работника не лучшим образом отражалась на десятке и на десятнике, поэтому соперничество обычно не доводили до убийства, хотя увечные попадались на каждом шагу. Мне повезло, я принимал участие в парочке таких стычек и после только отлеживался несколько дней. Трок размахивал кулаками перед моим носом и рычал, как раненый медведь, но даже в его куцем мозгу билась мысль о том, что своих калечить нельзя, и он ограничивался лишь парой лечебных затрещин. Однако, долго разлеживаться было не моих интересах: нет улова – нет пищи. Это правило соблюдалось неукоснительно.

Рацион рабов разнообразием не отличался – тот, кто в банде отвечал за кормежку, каждый день готовил похлебку из мха и тех же улиток. Рабы бежали и ползли на запах ментола, почти перебивавший вонь, с таким рвением и упорством, что я со своим субтильным телосложением зачастую не успевал протиснуться в кучу-малу и оставался голодным. Таким же недочеловекам, вроде меня, оставалось лишь надеяться, что сегодня наварили больше обычного, и нам удастся соскоблить хотя бы нажарки на стенках котлов. К слабым и немощным тут снисхождения не испытывали: твой обед – это твоя забота, и, если ты помираешь с голоду, туда тебе и дорога.

Трок и остальные десятки питались из другого котла, но тоже объедками. Мне не раз приходилось видеть, что остальные члены банды, приближенные к «царю», относятся к десятникам ничуть не лучше, чем те – к своим подопечным, и все мы для них, похоже, лишь расходный материал. Чуть погодя я обнаружил, что поведение рабов имеет свое объяснение: то ли в нашу пищу что-то добавляли, то ли мох с улитками обладали каким-то наркотическим действием, но у «голодающих» по дню и больше, голова работала не в пример лучше прочих. Другое дело, что они на эту дрянь окончательно подсели, и ни о чем другом у них думать не получалось. На меня же эта штука почему-то не действовала, что поначалу вызывало у бандитов недоумение, но вскоре они об этом забыли. Я же все время пытался следить за своим состоянием, и с ужасом ждал момента, когда состояние зловонного червяка доберется и до меня. Но и не есть эту гадость я не мог – никто не собирался кормить раба господской едой. Так что либо жрешь, что дают, либо сдохни. Подыхать, несмотря ни на что, не хотелось.

Но тяжелее всего первое время мне приходилось от грязи и вони. Даже давно привычное к здешним условиям тело молодого раба подчас давало сбои, когда приходилось выбираться в отхожее место, а за рулон туалетной бумаги я и сейчас готов отдать царство и принцессу в придачу.

Глава 3

Какие тут у всех отвратительные привычки: меня бесцеремонно скинули на пол. Спросонья не разобрав, что происходит, и попытавшись подняться, я получил зуботычину и снова растянулся на полу, больно ударившись о груду камней, которые сам же недавно сложил у стены.

Надо мной стоял верзила, которого я как-то видел в «хоромах» Ксара. Главарь банды крутил с ним какие-то дела, не связанные с «улиточным» бизнесом. Взгляд незнакомца не предвещал мне ничего хорошего, и я не мог представить себе ни одной причины, зачем этому молодчику понадобился раб-калека. Можно ведь было послать десятника, но он проделал весь этот путь сам. С чего такая честь?! Уж не знаю, по какой причине, но бывший владелец этого тела жил отдельно от груды, и Трок особенно этому не препятствовал, хотя ему и приходилось несколько раз появляться тут самолично. И не сказать, чтобы в особенно радостном настроении.

Верзила наблюдал за моей возней сузившимися глазами, но в отличие от Трока, руки распускать не спешил. Впрочем, все мои чувства сигнализировали о том, что он получает удовлетворение от того, что мне приходится валяться перед ним совершенно беспомощным. Даже в темноте всем своим существом он излучал жестокость и злорадство. Вот они, те самые неприятности, о которых последнее время твердила мне интуиция.

– Вставай! – заорал он, замахиваясь. Это слово входило в мой словарный запас, и я поспешил начать исполнять его пожелание, что после долгого трудового дня было довольно непросто.

Незнакомец рявкнул что-то еще, но я лишь растерянно замотал головой, показывая, что не понимаю ни слова. Он разразился невразумительной бранью, и, уже не стесняясь, пинками помог мне ускориться.