«Однажды, возвратившись с работы, мы увидели три виселицы на плацу, как три стервятника. Перекличка, эсэсовцы с автоматами - традиционная церемония. Три жертвы в цепях, и один из них — ангел с грустными глазами. Эсэсовцы, казалось, были в этот день более озабочены, чем обычно. Повесить мальчика на глазах у тысяч заключенных было нелегким делом.
Глава лагеря зачитал приговор. Все смотрели на ребенка. Он был бледен и почти спокоен, только кусал губы. Тень от виселицы падала прямо на него. На этот раз лагерный палач отказался от своей роли и вместо него вышли эсэсовцы.
Три жертвы встали на стулья. Одновременно три шеи оказались в петлях.
«Да здравствует свобода!» — прокричали двое взрослых.
Но ребенок молчал.
«Где же Бог? Где Он?» - спросил кто-то, стоящий позади меня.
По сигналу начальника лагеря из-под приговоренных выбили табуретки.
Полная тишина. Солнце пряталось за горизонт.
«Снять шапки!» — скомандовал хриплым голосом начальник лагеря. Мы плакали.
Затем начался марш мимо виселиц. Взрослые были уже мертвы: их языки висели, распухшие, посиневшие. Но третья веревка все еще вздрагивала: жизнь еще не покинула легкое тело парнишки... Более получаса он висел так, находясь между жизнью и смертью, умирая в медленной агонии у нас на глазах. И мы должны были смотреть ему в лицо. Когда я проходил мимо него, он был все еще жив — язык не посинел, глазане закатились. Тот же мужчина, шагавший сзади, спросил: «Где же Бог сейчас?» И я услышал, как голос во мне ответил: «Где Он? Вот Он — Он висит на этих же виселицах...» В тот вечер вкус супа напоминал мне о трупах».
В том концлагере Визель утерял веру в Бога. Для него Бог действительно умер на виселице, и воскресить Его было невозможно. Но картина, которую рисует перед нами Визель, содержит в себе ответ. Где был Бог? Голос внутри Илии Визеля говорил правду: Бог действительно, можно сказать, висел рядом с мальчишкой. Бог не освободил от страдания даже Себя Самого. Он также висел на древе Голгофы, и это единственное, что заставляет меня верить в Бога любви.
Бог, окруженный небесами, не игнорирует звуки страданий, идущие со стонущей планеты. Он присоединился к нам, решив жить среди Своего угнетенного народа — народа Илии Визеля — в бедности и великих преследованиях. Он также был невинной жертвой жестоких, бесчеловечных издевательств. В момент черного отчаяния Божий Сын кричал, как кричали верующие в лагерях: «Боже! Для чего Ты Меня оставил?»
Иисус, Божий Сын, живший на земле, воплотил в Себе все, что я пытаюсь сказать о боли. Как и Иов, — страдалец, который жил до Него, — Иисус не получил ответа с неба на вопрос о причине. «Для чего?..» — кричал Он со креста, но не услышал от Бога ничего. Тем не менее, Он остался верным, потому что видел то доброе, что принесет Его страдание: искупление человечества.
Авторы Евангелий утверждают, что страдания Иисуса не были показателем Его слабости: Он мог бы призвать легион ангелов. Почему-то Он должен был претерпеть страдания, чтобы искупить падшее творение. Бог взял на Себя Великую Боль смерти Своего Сына и воспользовался ею, чтобы впитать в Себя все страдания земли. Страдание явилось ценой, которую Бог заплатил за прощение. Человеческое страдание остается пустым и бессмысленным, если мы не получаем от Бога уверенности в том, что Бог сочувствует нам и может как-то исцелить нашу боль. В Иисусе мы можем иметь эту уверенность.
Итак, христианство включает в себя весь спектр озлоб-1ения, безысходности и тьмы, которые настолько тонко передаются в такой книге, как «Ночь». В нем мы находим полное понимание и соучастие Бога в страданиях мира. Но христианство идет на шаг дальше. Этот шаг — Воскресение, победа над «последним врагом» — смертью. Кажущаяся трагедия — распятие Иисуса — в конечном итоге сделала возможным исцеление мира.
Хотел ли Бог, чтобы на земле был Холокост? Задайте вопрос по-другому: хотел ли Бог смерти собственного Сына? Зная Его характер, мы можем с уверенностью сказать: Он не мог желать такого. Но произошло и то, и другое; и вместо «почему», на которое ответа нет, мы вынуждены спрашивать: «С какой целью?» В момент боли бывает трудно представить, что из страдания может родиться что-то доброе. (Наверное, Христу в Гефсимании также трудно было это осознать). Мы не можем заранее знать, как страдание может быть преобразовано в причину для радости. Но нам нужно в это верить. Суть веры состоит в том, чтобы мы заранее верили в то, что обретет смысл для нас в будущем.