Вино было ароматным, густым и темным, как старое масло. Инженер отломил кусочек галеты и с хрустом жевал. Здесь, за домом, в тени смоковницы царила тишина. Со стройки не доносилось ни единого звука. Привлеченная запахом вина, жужжала оса.
— Что это вы под зонтиками? — спросил он.
— Инжир созрел, — сказала Нила.
— Падает на голову, — сказала Бонина. — И в кофе.
— Что поделаешь, некому его обобрать.
— Падает и падает, — заключила Бонина.
Несколько минут обе внимательно рассматривали крону смоковницы. Какая-то перезрелая ягода зашуршала по кожистым листьям и шмякнулась на землю.
— Вот видишь, — сказала тетя Нила, словно он усомнился в правдивости их слов. Кто вообще нынче может в чем-нибудь поверить двум старым женщинам, которые многие годы каждый день сидят после обеда под смоковницей и попивают кофе с галетами, оторванные от всего мира?
Наступило молчание.
— Почему не позовете кого-нибудь помочь? — спросил Слободан, чувствуя себя неловко оттого, что никак не мог начать разговор, ради которого к ним пришел. Начать и сразу со всем покончить.
— Кого, дорогой, кого? — спросила тетя Нила и махнула рукой сперва в сторону стройки, потом на небо. — Теперь все там, внизу. Или наверху.
— Никто не хочет честно заработать лишний динар, — сказала Бонина.
Они опять закивали головами, и закачались большие черные зонтики, защищающие их от неба. В словах тетушек не чувствовалось ни огорчения, ни раздражения, ни печали. Только безграничное смирение.
Уже две ягоды сразу шлепнулись на твердую, утоптанную землю. Тетки даже не обернулись.
— Завтра утром к вам придут люди, — сказал инженер.
Тетя Нила аккуратно опустила в чашку кусочек сахара.
— Пусть приходят. Только чтоб не бандиты, — сказала Бонина.
— Они предложат вам продать дом и часть земли. Или всю вашу землю, если захотите. Я пришел, чтобы вас предупредить об этом!
Тетки молчали, уставившись друг на друга: два непроницаемых застывших профиля.
— И посоветовать вам: продавайте. Потому что…
Потому что бесполезно упираться, хотел он прибавить. Но как же могут упираться эти две старушки, для которых единственной защитой от мира являются два потрепанных черных зонтика да еще он, Слободан, который и сам не смог себя защитить и теперь, потерпев поражение, выступает здесь в качестве орудия их поражения.
Тетя Бонина вызволила ложечкой осу из капли пролитого на стол вина. Оса упрямо ползла обратно, хотя крылышки ее уже совсем слиплись.
— А мы и не думали его продавать, — сказала она тихо.
— Я знаю, — сказал инженер. — Но раньше или позже придется. Из-за шоссе.
— И это все… снесут? — Она испуганно огляделась по сторонам, словно вокруг уже ничего не осталось.
— Я так и знала, дойдет очередь и до нас, — сказала Бонина, убирая со стола. — Тут уж приводили каких-то людей со стройки, хотели вселить, чтобы нас выжить отсюда.
— Мы было хотели тебя звать, если снова придут. Не думали, что и ты с тем же явишься, — очень тихо произнесла Нила.
— Скажи это кто другой, мы бы знали, как ему ответить, — объяснила Бонина.
Все замолчали, не отрывая глаз от стола. Я так не договаривался, молча протестовал инженер, если мне и заплатили, душу я свою не продавал. А потом успокоил себя старым силлогизмом, которым уже воспользовался не один подлец: я лишь исполняю свои обязанности; если этого не сделаю я — сделает кто-нибудь другой. И ты уже совсем не ты, а кто-то другой. И тот другой говорит:
— Лучше, если вы договоритесь со мной. Дорога все равно пройдет по этому месту. Если будете держаться меня окажетесь в барыше. Получите квартиру в новом доме, за виноградник вам выплатят хорошие деньги…
— А какая польза нынче в сольдах, сынок! — перебила его Нила. Деньги разойдутся и нет их, бумажки!
— Но ваш дом так и так снесут, — сказал инженер. — Только меньше за него получите, а результат будет тот же. Могут и вас не спросить: силой возьмут, снесут — и все, когда понадобится.
Тетки ниже опустили зонтики, будто старались защитить себя от нескончаемых грозящих им напастей.
— Силой можно все отнять, — сказала Бонина. — Их дело брать, наше — не давать.
— Но поймите же, что несмотря…
— Послушай, Слободан, — тетка Нила тоже решила призвать на помощь логику, — если с человека решат стянуть штаны, он же не сам будет их снимать, наоборот, он держит их, пока может. Не так, что ли?
— Но все продают, другого выхода нет, — сказал инженер. — И я продал отцовский дом.
Тетя Бонина встала, похожая на черную кариатиду.
— Слышали. Не продал бы, — сказала она, будто подводя итог длительной дискуссии, — не ютился бы нынче в отеле как бродяга, а жил бы в родном доме, как положено человеку.
Инженер встал и беспомощно развел руками. Дальше все будет вершить закон. Его участие оказалось напрасным: бессмысленное унижение. И, глядя на этих двух старых женщин, он подумал о том, что дальнейшее сулит еще целый ряд унижений, от которых не сможет защитить его никакой зонтик.
— Я знала, знала, — твердила Нила. — Это наказание божье! Но чтобы это нам принес Слободан, о господи!..
— Я приехал сюда строить, — вспыхнул инженер. — Я хотел вам только помочь.