Гавань разбитых ракушек

Ольга подивилась истории. А вот случись такое в городской квартире при запертых дверях? Никто бы и не узнал, что стряслась беда. Такой образ жизни, какой ведут африканцы в сельской местности, да и в средних и мелких городах, порой спасает им жизни. Те из бедных, кто становится совсем бедным, от голода не умирают — с ними делятся едой соплеменники. Да и реальная «Скорая помощь» работает безотказно — уже сколько случаев в клинике было, когда в больницу привозили подружек, соседок с серьезными проблемами, которые выявлялись именно благодаря открытым дверям и случайным визитам.

Ольга вышла из клиники и направилась в школу к Ларе. Перевалило за полдень, и Лара, уже распустив всех учеников, собирала листки бумаги на столе. Школа представляла собой ряд скамеек под навесом. В этом месте, бантабе [11], обычно собирались старейшины деревни поболтать, но по воскресеньям они разрешили доктору Виере использовать бантабу для проведения занятий. Рядом с Ларой сидела маленькая девочка с довольно светлой кожей, Марьяма. Лара объясняла ей что-то по рисунку, и та кивала, потряхивая многочисленными косичками. Лара заметила Ольгу и отпустила Марьяму.

— Не девочка, а клад. Светлая голова, любопытная до всего.

— Она, по-моему, мулатка?

— Да. Ее мать училась в колледже в Банжуле и привезла с собой подарочек в утробе. Но здесь, слава богу, цвет ее кожи и поведение матери не осложнили ей жизнь. Семья приняла ее и опекает. Они даже опекают ее больше, чем остальных. Африканцы так сильно верят в свою силу, что серьезно считают, что примесь любой другой крови ослабляет их. Законы генетики для них пустой звон. Они говорят своим детям не обижать мулатку, так как ее кожа слабее их, она сама слабее их и более восприимчива к травмам. Так что ей повезло.

Ольга удивилась:

— Повезло? Разве в других местах Африки по-другому?

— Ха, — Лара резко фыркнула. — Еще спрашиваешь! Безотцовщина — первый грех, непохожесть — второй. Попади ты в место, где ты одна такая, и пожизненное унижение тебе обеспечено.

Панова с сомнением покачала головой. Звучало неправдоподобно.

— Да ведь по всей Африке полно мулатов, особенно в портовых странах. Кому придет в голову их травить?

— Не скажи. На острове, где я выросла, миссионеры блюли честь и чистоту расы жителей деревни. На самом деле они были просто против смешанных браков. Внебрачные связи карались отлучением от церкви, а до брака с белыми ни у кого дело не доходило. Жителей было немного, все у всех на виду. До ужаса консервативный строй.

Ольга заметила складку на Ларином лбу. Бодрый голос скрывал боль.

— Тебе… тебе пришлось нелегко, да?

— Нет. Нелегко — это мягко сказано. Я была ублюдком, без рода без племени, я была непохожей на остальных. Меня щупали, как лошадь на рынке, как обезьянку в цирке, называли мать проституткой. Мать, кстати, меня благополучно сплавила к миссионерам и забыла. Как я тебе уже рассказывала, я была для нее обузой, грехом, стыдом, который она не хотела ни видеть, ни вспоминать. Представь — ребенок, который еще ничего не понимает, приходит в класс. И все тычут в него пальцем, бросают кусками глины. Смеются и обзываются. Маленькая девочка боится, жмется к учительнице. Но та тоже питает к ней неприязнь. И девочка ощущает себя в полной изоляции, ничтожеством и плачет по вечерам, терзая подушку, что же такого плохого она совершила, что все ее так не любят? Девочка растет. Начинает понимать больше. Находятся люди, которые помогают, она вырывается из порочного круга. Но раны в душе не затягиваются. Они гноятся, потому что ощущение несправедливости грызет ее. И больше всего ей иногда хочется отыскать своего папашу и посмотреть ему в глаза. Показать себя, сказать, вот она я, твоя дочь. Я не сдохла среди кучи мусора, куда меня хотела бы бросить мать, я не сдохла в детстве, когда меня забрасывали глиной, я выросла и стала человеком. А потом… потом желание пропадает. Потому что недополученную родительскую любовь не вернешь. И остается только плакать.

Ольга молчала. Вцепилась в скамейку так, что пальцы побелели.

— Так что я никогда не пойму таких, как твоя мать.

— Зря я тебе о ней рассказала.

— Почему же… Иногда очень интересно знать, что в других частях света люди не менее жестоки.

— У нас не травят за цвет кожи.

— Да? Ты так уверена? А сколько было убийств в последние годы студентов из Африки?

— Это скинхеды, это выродки.

— Я училась у вас, но я была уже взрослой девочкой и могла за себя постоять. Но не думаю, что маленькому ребенку было бы так же легко. И потом, в институте за мной не тянулась тень согрешившей матери.

— Если бы ты не сказала, я бы никогда не подумала, что в тебе течет «белая» кровь.

— Ты просто невнимательная и не разбираешься. Наши так сразу вычисляют. Но здесь им все равно, и я уже научилась поворачивать любое обстоятельство в свою пользу.

— Вот это я сразу заметила, — пробормотала Ольга.

Лару это рассмешило.

— Ты сильная, — тихо сказала Ольга. — Мне бы твою силу.

— А с чем тебе бороться? Разве с внутренними демонами, которых ты сама и породила.

— Может быть, может быть…