Гавань разбитых ракушек

Выпили они хорошо. Лара говорила о чем угодно, кроме Родионова. Причем, к удивлению Ольги, она отбросила все свои ироничные замечания, критику, язвительные оценки и на один вечер превратилась просто в мудрую собеседницу, внимательную, ободряющую. Расчет Ларин, если он был, оказался верным. После второй рюмки Ольга развеселилась, после третьей рюмки, отвыкшая от крепкой выпивки, она погрустнела, а после четвертой начала говорить. Много, долго, подробно. Начала с Родионова, перескочила на беременную Динару, потом вернулась в прошлое, к истории матери. У нее все сплелось в один клубок, сознание воспринимало все вместе как череду неприятностей, трагедий, она пыталась попутно найти объяснение событиям своей жизни, искала логику там, где ее нет, взаимосвязь, к концу исповеди окончательно запуталась и разрыдалась. Лара все это время слушала молча, подливая водки и наполняя тарелку закуской. Дождалась, когда она выплакалась.

— Давай-ка я постелю тебе у меня сегодня. Не пойдешь же ты домой в таком состоянии. Выспишься, если что понадобится — я рядом.

Ее голос звучал удивительно заботливо. Ольга почувствовала себя спокойно и уютно, как под пуховым одеялом в холодную ночь. Она покорно дала себя уложить и довольно быстро уснула, хотя во сне еще всхлипывала несколько раз. Но этого она уже не могла знать, это наблюдала Лара, просидевшая рядом с ней не один час, разглядывающая ее лицо, хмуря брови. Она тоже слегка опьянела, но ее разум алкоголь не одурманил в такой степени. Напротив, ее мысли, странные, болезненные, словно крикливые летучие мыши, были пронзительны, ясны и не давали ей уснуть.

Глава 17

На следующий день они как ни в чем не бывало отправились на работу. Ближе к шести вечера Панова зашла в кабинет доктора Виеры и попросила ее помочь со статистикой по беженцам, рождаемости среди них и распространенности разных заболеваний. Нестор Мертц в качестве регионального советника теперь требовал со всех офисов регулярные сводки.

— Нестор просил прислать отчеты, а у меня почему-то не все данные есть.

Лара уже закончила прием больных и что-то писала в своем блокноте. Выслушав Ольгу, она кивнула и достала папку сводок.

— Тебе когда нужно?

— Сегодня, завтра, послезавтра. Как успеешь.

— Я тебе подготовлю. Хотя по новым беженцам у меня еще нет достаточно данных. Он, наверное, и это требует?

— Но мы же не метеоры. Что сможем, то внесем в отчет. Он же здесь был, знает ситуацию.

— Повышение, как правило, меняет человека. Начинает смотреть на людей как на идеальных исполнителей и забывает, что был в их шкуре.

— Надеюсь, что все не так плохо. Послушай, — Ольга замялась. — Не знаю даже… Наверное, не к месту, но… насчет того разговора, у тебя дома… я бы не хотела, чтобы это стало известно еще кому-нибудь.

Лара молчала.

— Ну ты понимаешь? Это личное, зря я вообще тебя нагрузила своими проблемами.

— А жить с таким грузом в душе было бы легче?

— Нет, но ты-то тут вообще ни при чем. Зря я…

— А я думала, ты мне как другу… А ты теперь жалеешь. Лара постукивала карандашом по столу, подперев подбородок.

— Да нет, не поэтому.

Ольга не находила слов. Глупо все звучало. Но она действительно жалела, жутко жалела, что рассказала все Ларе. Ей было отчего-то страшно, хотя ну какая угроза могла исходить для ее тайн от Лары? Здесь в округе не было никого, кому были бы реально интересны личные проблемы Ольги Пановой.

— А мне твоя история показалась интересной. Особенно о матери.

Ольга вспыхнула.

— Я бы не хотела больше это обсуждать…

— А жаль. У меня много мыслей по этому поводу. Хотя бы потому, что меня бросил отец. Я даже не знаю, кто он был. Турист, миссионер, прощелыга — я не знаю.

— Как это — не знаешь?

Панова оторопело смотрела на то, как спокойно об этом говорит Лара, ни один мускул на лице не дрогнул.

— А вот так. Знаю, что был белый, тубаб, а может, мулат, кто знает. Но белая кровь точно была. Обрюхатил мою мамочку и был таков.

— Подожди, так ты мулатка?

Лара расхохоталась.

— Ну ты даешь! Разве не замечала?

— Да я же не разбираюсь…

Ольга растерянно хлопала глазами и разглядывала Лару. Ну, чуть более светлая кожа, чем у других, но не так, чтобы распознать мулатку. К тому же она подкрашивала брови черной краской, отчего ее лицо сливалось с подобными лицами гамбиек, обожающих густо красить брови.

— Даже странно. Мне казалось, это сразу бросается в глаза, и я удивлялась, почему ты не спрашиваешь, откуда во мне белая кровь.

— Так ты никогда не видела отца?