Голова насильника разлетелась…
Девчонка вскрикнула.
Жаба тоже…
Сильвия выпрямилась, отбежала в сторону на несколько шагов, прильнула к стене и, завывая, стала оседать вниз.
Добрая крокодилица пыталась освободиться, подергивая руками, но Татаринов не спешил.
– Кто ты такая? – Татаринов упер не остывшее дуло дробовика в жирную ляжку, в то время как Голицын успокаивал Сильвию:
– Не реви, все будет нормально…
– Она из Голландии, – сказала Сильвия, – она подруга королевы Софи.
И жаба вдруг заговорила:
– Эта девочка – потомок одной из ветвей королевского рода Нидерландов, мы ее так долго искали и нашли… Следы из Польши привели в Амстердам, к нам домой, представляете? – Толстуха пыталась встать со стула, но Татаринов не давал ей этого сделать, продолжая давить стволом в ляжку.
– Да, и поэтому вы решили ее выпотрошить! – Он с силой воткнул ей дробовик в пузо. Глаза жабы расширились, и она поняла, что взбешенный русский прикончит ее здесь без суда и следствия.
– Йес, – согласилась толстуха. – Королева должна жить!
На счастье тетки, зазвонил спутниковый телефон. Поскольку по нему, кроме Старостина, никто не звонил, Татаринов тут же ответил:
– Да, товарищ вице-адмирал!
– Ты где находишься? – Начальник поставил Татаринова в секундное замешательство. Кэп огляделся: пустые пузырьки из-под физраствора, труп Пинту, девочка, крошка от раздолбанных потолочных светильников под ногами.
– В аэропорту, рейс жду.
– Да, слышал про вулкан, опять все закрыли, – обыденно согласился Илья Георгиевич. – Хочешь, я за вами подводную лодку пришлю? Ну, ту, специальную, кстати, провизию им довезли, так что можно есть сколько угодно, вместе с экипажем.
– Нам бы чего-нибудь быстроходнее. Надоело здесь уже.
– Вот, Татаринов, какой ты нетерпеливый мужик! Сидишь, понимаешь, в западном благоустроенном мире, хорошо пьешь, хорошо кушаешь, и мухи тебя даже не кусают, и все одно стонешь. Но ты не расслабляйся, Татаринов, про подводную-то лодку я так, пошутил. Командировочных накинуть тебе на пластик?
– Не помешает, Илья Георгиевич, спасибо за заботу.
– Наберись терпения, скоро смог рассеется, прибудете на Родину, я тебе работу-то нормальную найду. Ну, отбой, дорогой, отбой.
Когда шеф отключился, Татаринов подумал о том, что с терпением в последнее время у него неважно.
Голицын с Сильвией стали спускаться вниз, а Татаринов продолжал стоять напротив тетки.
Когда раздался выстрел, Сильвия вздрогнула, а Голицын даже не обернулся, лишь здоровой рукой плотнее прижал ее к себе.
– Все будет кока-кола, пепси и фанта, – сказал он, заглядывая в ее продолжающие оставаться испуганными и залитыми слезами глаза. – Ты чего, ты чего? – успокаивал он ее. – Сейчас мы к дяде Диденко поедем, он у нас в больничке лежит. И ты там отдохнешь немножко, уложим мы тебя, деточка, баиньки, а наутро встанешь как огурчик.
– Ну-ка погоди! – Он пошел к сидящему за рулем Бертолету.
Сильвия дальше пошла одна. Она хотела быстрее выйти на воздух, чтобы весь этот кошмар остался позади.
Переступив через несколько трупов и вывернутые металлические рамы, она вышла во двор адской клиники и увидела, как над вершиной холма встает ее любимое, такое яркое и такое ласковое солнце, принося в ее душу покой и надежду.
Начинался новый день, новый этап ее жизни и новая судьба, которую даровали ей русские спецназовцы…