Гавань красных фонарей

Теперь за рулем сидел Бертолет. Живой он, все нормально, только на педаль газа давил прикладом автомата, делать это раненой ногой больно, хорошо хоть в кабину Голицын подсадил.

Следом за влетевшим джипом в здание вошел Голицын, который тут же поинтересовался у Татаринова самочувствием.

— Не мешай! — зло ответил Кэп, проходя вперед к лестнице и тут же натыкаясь на слабоумного, решившего посмотреть, что же случилось на первом этаже. Получил свою пулю…

— Доктор, я иду к тебе!!! — заорал Кэп, поднимаясь вверх.

Голицын, следуя за ним, слышал лишь лязг затвора ружья… И грохот выстрелов! И топот ног. И снова грохот!

Поручику оставалось только считать трупы. Остатки обороняющихся кое-как смогли организовать баррикаду на втором этаже поперек коридора, ведущего в операционные.

Белый кафель, поваленная впереди каталка, сиротливо горящая под потолком мерцающая лампа дневного света, взвеси пыли и автоматные вспышки из-за искусственного тумана в направлении неумолимо приближающегося ядерного кошмара в лице Татаринова.

Нисколько не смутившись препятствия, встретившегося ему на пути, Кэп швырнул в направлении баррикады гранату и ушел за перегородки.

Шестисотграммовая рубашка «Ф-1» разлетелась на сотни поражающих элементов, и обороняющихся не стало.

В это время из противоположного крыла выскочили два диких мужика.

Спасибо однорукому Голицыну, подстраховал. Нафаршировал обоих…

Стали продвигаться дальше в сторону баррикады, перезаряжая оружие на ходу. Татаринову это было сделать намного легче: две руки, десять пальцев, все дела. А вот Голицыну… Отстегнуть-пристегнуть магазин, затвор передернуть, когда автомат болтается на плече, — вот где ребус, с третьего раза упер в пузо, шмякнул пружинкой, дослал патрон. Получилось. А правое простреленное плечо совсем не беспокоит, совсем. И что там доктора в шприцы для армейских аптечек фасуют?

Татаринов открывал двустворчатые двери операционных, но нигде не мог обнаружить ни Сильвию, ни доктора, ни жабу. Не было там никого и из охраны. Осмотрев под прикрытием старшего лейтенанта все помещения одного крыла, Татаринов направился в противоположное, то, из которого выбегали камикадзе, лежавшие теперь в лужах собственной крови.

Топая по пустому правому крылу клиники, Татаринов матерился, поскольку он не видел никаких ответвлений и не понимал, куда могла запропаститься девчонка. Если ее нет в комплексе, тогда все жертвы, вся стрельба, весь их порыв — бестолковое мероприятие. Теперь живодеры перевезут Сильвию в другое место и сделают свое черное дело.

Голицын безучастно и несколько расслабленно смотрел на мечущегося между дверями командира. Тот, среагировав на позу подчиненного, отвечал под хруст битого стекла:

— Ты только не спрашивай, Голицын, где, а то я тебе отвечу в рифму.

Они снова прошли в операционный блок, по пути поинтересовавшись по рации у сидящего в джипе на первом этаже Бертолета его здоровьем.

— Лучше не бывает, — отозвался Бертолет, оглядывая разрушенный холл клиники.

— Ну и сиди там, сиди, никуда не уходи.

— Ага, — вяло согласился старший лейтенант, глядя на собственные перебитые очередью ноги.

Стоя посреди одной из операционных, Татаринов цыкнул на Голицына, чтобы тот перестал топать.

В полной тишине они уловили откуда-то из-за стены ритмичные толчки и постукивание чего-то металлического о кафель и, кажется, женский голос.

Татаринов подошел к стене, вплотную приложил к ней ухо. Тут же отпрянул и стал водить по ней рукой в поисках тайного тумблера или кнопки, или ручки, или углубления, или… как туда войти?

Обшаривая стену, он обнаружил под пальцами небольшое углубление, которое нельзя было идентифицировать визуально благодаря специально выполненной покраске этого участка стены. Вдавив палец внутрь, Татаринов от неожиданности отскочил в сторону, так как преграда начала уходить в сторону, открывая им необследованное еще помещение.

Хорошо слаженная группа или хорошо слаженная стая, если угодно, — это инстинкты, жесты, невербальное восприятие друг друга. Как волки, не владея языком, распределяют роли и загоняют стадо оленей, как они определяют одного наиболее слабого, как отсекают его от остальных, как передают друг другу важную информацию и согласовывают свои действия, так и в подготовленной группе спецназа все понимают друг друга не с полуслова, а интуитивно.

Когда стоящего чуть впереди Татаринова шатнуло, Голицын понял, что тот видит некую цель, но не стреляет. Старлей подошел к командиру и, посмотрев внутрь, понял причину.

Крокодилоподобная толстая женщина была привязана к стулу и посажена так, чтобы видеть, как доктор Пинту собирается насиловать Сильвию. Смерть, война, пальба кругом, а этот упырь, спустив штаны, перегнул через стол девчонку…

Татаринов быстрыми шагами подошел к обезумевшему доктору и, предупредив Сильвию о том, что сейчас будет громкий выстрел, навел ствол на трансплантолога.

Голова насильника разлетелась…

Девчонка вскрикнула.

Жаба тоже…

Сильвия выпрямилась, отбежала в сторону на несколько шагов, прильнула к стене и, завывая, стала оседать вниз.