Гавань красных фонарей

— Держусь! — согласился Диденко. — Только чего-то херово мне.

Доктор взял с разложенных на металлическом ящичке инструментов скальпель и подошел к Татаринову:

— Скажите, кто из вас старший в группе? — спросил он и потом спохватился: — Ах да, извините! — Он вернулся на свое место рядом с хирургическим столом, положил скальпель и застегнул свой белоснежный халат. После чего снова взял орудие хирурга и подошел к Татаринову: — Начнем сначала. Так кто же старший в группе?

— Я старший, — ответил Татаринов, глядя на прикованного к операционному столу Диденко.

— Сколько вас всего? — снова спросил доктор.

— Двое, — ответил офицер, стараясь не смотреть в глаза доктора, которые были холодными, как жидкий азот.

Между тем медсестра, надев резиновые перчатки, подошла к старшему мичману и начала ощупывать его брюшину.

Доктор Пинту обернулся, посмотрел на свою помощницу и сообщил русским следующую приятную информацию:

— Вы знаете, трансплантация печени — это такая тонкая операция, не каждый за нее возьмется. Но самая большая проблема не в том, чтобы ее достать, а в том, чтобы поместить ее на новое рабочее место.

— Вы читаете мне лекцию, доктор? — поинтересовался Татаринов.

— Я хотел бы, чтобы вы и ваш коллега понимали процесс. И знаете, хорошие обезболивающие препараты все-таки стоят достаточно дорого. Пожалуй, сегодня я сэкономлю. Мы достанем из вашего товарища печень, и это будет просто стажировка для моей ассистентки. Практика, практика и еще раз практика.

Татаринов скользнул по, как выясняется, не медсестре, а помощнице доктора. А может быть, она здесь у него просто практику проходит, мало ли? Он как-то четко осознал, что эта тетка с крупными чертами лица, широкими плечами и манерами мясника действительно оказывает доктору должное содействие, а теперь пойдет на повышение, и вскоре он ей доверит потрошить самостоятельно.

— Знаете, — продолжал доктор, не обращая внимания на манипуляции, которые продолжала выполнять с Диденко его помощница. — От взрослых мало толку, организм изношен, испоганен плохой едой и алкоголем, в сосудах бляшки, в легких сажа, в почках песок… другое дело — молодежь. Но тут нужно поработать над совместимостью. Можно взять часть печени и пересадить ее от родственника к родственнику, и та приживется. А вот что делать, если близких родственников человек не имеет? Два пути: или ждать, пока найдется подходящий для вас донор, или… — И тут доктор улыбнулся и даже снова вернул на место скальпель, после чего сразу стало как-то легче, пусть на несколько секунд. — Или взять любого здорового человека и в течение нескольких лет с помощью химиотерапии подготовить его органы, чтобы они были совместимы с органами пациента-заказчика. Это революционное направление в медицине, — доложил доктор Пинту. — Ну, вот, собственно, и все. Я думаю, вы позволите мне и моей коллеге начать? Или, может быть, вы все-таки вспомните, сколько вас всего приехало ко мне в гости?

Между тем помощница доктора стала смазывать место будущего разреза каким-то веществом. Диденко часто-часто задышал и завращал глазами. Стресс был настолько сильным, что он почувствовал, как начинает видеть происходящее с собой со стороны и немного сверху.

— Доктор, а это ваши люди пытались нас убить там, в казарме, в Амстердаме?

— Ну конечно, — сообщил Татаринову доктор, натягивая вслед за ассистенткой резиновые перчатки, а затем показывая пальцем на теле Диденко, где той нужно сделать разрез. Натянув на лицо белую маску, доктор сообщил, что определенная сложность заключается в том, что, когда ты тренируешься на взрослых, а потом переходишь на детей, приходится работать более тонко, так как сами органы имеют меньшие размеры.

Диденко, понимая, что сейчас из него начнут что-то вынимать, окаменел на столе, пытаясь собрать остатки воли. Татаринов изо всех сил напрягал руки и ноги, чтобы вырваться, но кресло держало его так, что даже шевельнуться он не мог. Какую же сейчас невыносимую, раздирающую, уничтожающую, адскую физическую боль будет испытывать старший мичман!

* * *

От невозможности что-либо мгновенно поменять Голицын заставил себя не шевелиться еще несколько минут. Диденко следом за Татариновым увели внутрь здания, и двор опустел.

Понимая, что весь периметр просматривается, Голицын действовал аккуратно, отползая назад и возвращаясь к сторожке.

Что он знает? Что на территории два охранника, два телохранителя доктора, сам доктор и еще несколько детей и непонятное количество обслуги. Голицын запомнил ту дверь, из которой выбегали один за другим секьюрити и в которую они уже наверняка вошли заново, сдав на попечение доктору Татаринова и старшего мичмана Диденко.

Ему хотелось закричать, как той девочке в Амстердаме в момент похищения: «Help!» [10] А никого ведь нет рядом.

Как перепрыгнуть через забор с колючей проволокой, находящейся под напряжением, и сделать это так, чтобы никто при этом тебя не заметил, Голицын себе не представлял.