Гавань измены

Он мог бы поблагодарить их и за хорошо обученную команду опытных моряков и великолепных офицеров — Моуэт и Роуэн отдавали себя во власть поэзии в кают-компании, но в чрезвычайной ситуации мужественно руководили на палубе вопреки суровой прозе жизни.

Даже если бы у него хватило на это времени, Джек удержался бы от благодарности. С тех пор как он начал овладевать искусством мореплавания. Джек принимал морскую выучку как должное и относился к тем, у кого этот навык отсутствовал, с предубеждением, как к чему-то постыдному, если не сказать порочному, его похвалы удостаивались лишь самые высокие достижения. В любом случае, этот вопрос больше не поднимался, поскольку в последующие двадцать часов капитан был полностью поглощён спасением корабля и корректировкой курса.

Первый и очень длинный участок пути они преодолели с минимальным количеством парусов, закрепляя рангоут и уцелевшие лодки, поднимая лось-штаги, брасы и рей-тали, в постоянном ожидании новых шквалов, которые практически невозможно было разглядеть в песчаной мгле, то и дело проступающей через туман из мелкой жёлтой пыли, туман настолько густой, что солнце в полдень выглядело как размытое красно-оранжевое пятно, похожее на кляксу, висящую в небе над Лондоном в ноябре. Как в ноябре, но только когда температура в тени — сто двадцать пять градусов по Фаренгейту.

В первой половине дня, когда наложили планки на треснувшую фор-стеньгу, а резкие порывы «египтянина» слегка поутихли, на передний план вышли совсем иные проблемы: теперь, когда вопрос выживания стоял менее остро, из ветра нужно было выжать максимум скорости, «обставить «египтянина», как подумал Джек. Безудержное ликование пришло на смену тяжести тех первых часов, когда любой неверный шаг мог привести к крушению и гибели всех моряков.

Мало что доставляло ему радость бо̀льшую, чем управление кораблем на пределе возможностей при очень сильном ветре, и теперь его больше беспокоило, сколько парусов «Ниоба» могла нести и где именно. Ответ, очевидно, зависел от силы ветра и вертикальной качки, и требуемые решения простыми уж точно не являлись в связи с сильными и постоянно меняющимися приливными течениями, идущими в залив, и его собственными странными внутренними течениями.

Но в восторг Джека приводил не только стремительный полет «Ниобы» прямо по ветру, когда кильватерный след уносило прочь в сторону левого борта, белой полосой во мраке, а потоки соленого дождя перехлестывали через правый полубак. Очень скоро Джек обнаружил, что чем быстрее корабль идет, тем меньше у него снос, а в узком, окруженном рифами заливе, где нет ни гаваней, ни безопасных бухт, он не мог себе позволить ни ярда сноса в подветренную сторону.

А когда так близко аравийский берег, он обязан из кожи вон лезть, но держаться середины залива, а точнее её наветренной части, столь точно, насколько мог позволить, если, конечно, он не предпочел бы сделать поворот через фордевинд и уползти обратно под сомнительную защиту Суэцкой гавани, отказавшись от экспедиции, поскольку как только французские инженеры достигнут Мубары, они, несомненно, так укрепят крепость, что никогда в жизни вооруженный девятифунтовками шлюп Ост-Индской компании и горстка турок не смогут ничего поделать. Значит, нужно добраться туда первым или не пытаться вообще.

Курс на зюйд — рискованное дельце, но сейчас риск уменьшился, поскольку поднялась высокая волна, четко указывая на рифы, а кроме того, Джеку отлично ассистировал лоцман из Мохи: он оседлал фока-рей и сообщал свои наблюдения Дэвису, обладавшему самым зычным голосом, а тот стоял на форкастле, наполовину погрузившись в воду, и ревел их в сторону кормы, а все «сюрпризовцы» прекрасно понимали команды с полуслова и демонстрировали великолепную морскую выучку. Тем не менее, бывали моменты, когда казалось, что они погибли.

В первый раз — когда корабль налетел на огромный полузатопленный пальмовый ствол. Форштевень врезался в него прямо по центру с такой силой, что корабль почти остановился на полном ходу: три бакштага разлетелись, но мачты держались крепко, и ствол прошёл под килем, в нескольких дюймах от руля. Второй раз наступил во время особенно затяжного и ослепляющего песчаного вихря. Корабль содрогнулся, снизу раздался резкий скрип, заглушивший шум ветра, и при повороте, когда обнажился левый борт, Джек заметил отблеск длинной оторванной полосы меди.

Ближе к полудню стало спокойнее. Они всё ещё неслись сломя голову под зарифлёнными марселями и нижними парусами, но еле различимый египетский берег по правому борту теперь был не просто пустыней, а покрыт невысокими каменистыми холмами, с них прилетало гораздо меньше песка, и видимость улучшилась.