Гавань измены

Джеку стало совершенно очевидно, что адмирал очень любит внучатого племянника и желает мальчику лёгкой карьеры, особенно по части военной службы. Желание похвальное, и Джек всей душой поддерживал выбранный для Джорджа путь — он и сам, когда было время, прилагал немало усилий, дабы наставить молодёжь на путь истинный, однако сейчас чувствовал, что адмирал (у которого собственных детей не было) несколько перегибает палку, а осознание того, что его собственную персону держат в качестве образца, вообще заставило капитана смутиться.

Против замечания адмирала, что «теперешняя молодёжь взяла мерзкую моду, обмениваясь тостами, лишь кивать головой, а не отвешивать поклон», Джек ничего не имел. Однако некоторое время спустя мальчик поднял бокал, поймал взгляд Джека и, залившись румянцем, произнёс:

— Почту за честь поднять бокал вина с вами, сэр, — поклонившись так низко, что носом коснулся скатерти.

Адмирал бросил на юношу весьма выразительный взгляд, настолько выразительный, что им вполне можно было пронзить девятидюймовую доску.

Джека не слишком-то взволновало то обстоятельство, что его самого представляли образчиком проворства, но следующее замечание сэра Фрэнсиса ему не понравилось категорически: якобы некоторые офицеры взяли моду дерзко и легкомысленно писать «КФ» на своих визитных карточках, тогда как капитан Обри на своих визитках «КФ» не выводит, и что если уж капитан Обри напишет письмо сослуживцу, то ни за что не станет добавлять к адресу пару каких-то дурацких букв, а напишет полностью — «Военно-морской флот его величества». А ещё у капитана Обри двууголка сидит на голове в старой доброй манере — от борта к борту, а не от носа к корме.

В общем разговоре проскользнула лишь парочка подобного рода замечаний. Однако и их оказалось достаточно, чтобы соседи Джека — пост-капитаны примерно того же старшинства, молча дивились происходящему. В стороне оказались лишь богатый английский путешественник и прелат, хорошо знакомый с королём обеих Сицилий — их совершенно не смущали высокие чины.

Поэтому капитан Обри нисколько не огорчился, когда обед завершился, и его проводили в небольшую каюту, где мистер Покок и Стивен уже глубоко погрузились в извилистые хитросплетения политики восточной части Средиземного моря. Ради него они еще раз пробежались по основным моментам, а потом мистер Покок заметил:

— Сейчас состояние дел весьма щекотливое, и Мухаммед Али делает всё возможное, чтобы завоевать доверие Осман-паши, так что никаких сложностей с путешествием по суше не возникнет; чиновник в Тине проявил немалое упорство при сборе приличного числа вьючных животных — верблюдов и ослов. И, конечно, ваша турецкая побрякушка, этот челенк, придаст вашей персоне настоящий вес.

Человека могущественного, так сказать. Тем не менее, даже в этом случае лучше держаться подальше от Ибрагима, этого лживого и переменчивого молодца, нетерпимого к контролю; и, разумеется, следует избегать любых встреч с бедуинами. Хотя вряд ли они станут нападать на столь большой и хорошо вооруженный отряд как ваш, ибо я полагаю, ваши люди будут идти с оружием наготове.

Затем он вернулся к теме прихода к власти Мухаммеда Али Египетского и падению беев, к сожалению, поддерживаемых английским правительством, но не успел Покок зарезать последнего мамлюка, как пришел сэр Фрэнсис собственной персоной.

— Вот ваши приказы, капитан Обри, — сообщил он. — Они короткие и четкие: ненавижу словоблудие. Не хочу вас торопить, но остаток припасов «Дромадера» окажется на причале через полчаса, намного раньше ожидаемого. Ваш первый лейтенант, как его зовут?

— Моуэт, сэр. Уильям Моуэт, очень способный и деятельный офицер.

— А, точно, Моуэт. Он привлек весь экипаж «Сюрприза» к работе, оснастив парочку дополнительных парусов и вычистив носовой трюм. Так что если хотите передать пару нежных приветов на берег, то сейчас самое время.

— Благодарю, вас, сэр, думаю оставить все приветы до моего возвращения и отправлюсь прямо на «Дромадер». Нельзя терять ни минуты.

— Совершенно верно, Обри, совершенно верно, — одобрил адмирал. — Скорость — суть атаки, как вы помните. Тогда до свидания. Надеюсь вскоре снова вас увидеть — через месяц или около того — согнувшегося под бременем славы, а, возможно, и чего-то более материального. Доктор, ваш покорный слуга.

— У меня этим утром при выходе из дворца произошла очень приятная встреча, — заметил Стивен, пока гичка снова понеслась через Великую Гавань. — Ты помнишь мистера Мартина? Преподобного мистера Мартина?

— Одноглазого капеллана? Того самого священника, который произнес отличную проповедь на тему перепелок на борту «Вустера»? Конечно помню. Капеллан, которым мог бы гордиться любой корабль первого ранга. И, как я помню, отличный натуралист.

— Именно так. Мы встретились, когда я поворачивал на Страда-Реале, он затащил меня в «Риццио», где мы отлично пообедали — осьминогами и кальмарами во всем их удивительном разнообразии.