Гаури

— За несколько месяцев замужества ты превратилась в настоящую женщину, Гаури! Но твой муж оказался негодяем.

— Я думала, бог услышит мои призывы и его сердце смягчится, — пробормотала Лакшми.

— Замолчи, женщина! Еще раз прошу — не говори так много о боге, дай мне побеседовать с Гаури, — перебил старуху Амру.

Однако дело, которое собирался обделать Амру, было настолько щекотливым, что он тоже не знал, как к нему приступить.

— О горе! — простонала Лакшми.

— Ладно, тогда говори с ней сама! — взорвался Амру.

Лакшми утихомирилась, и Амру, приняв тон умудренного опытом человека, продолжал:

— Девочка, слушай меня внимательно. Тебе удалось вырваться невредимой из лап этого мерзавца. Ведь он мог и убить тебя! Ты родилась под несчастливой звездой. А твоя мать — глупая женщина…

— Какое же преступление я совершила, что родила эту девочку? Но она моя дочь, моя плоть и кровь, и я не могу думать о ней так, как ты, заволновалась Лакшми.

— И все же ты глупая женщина, ибо у тебя в доме не найдется и корки, чтоб накормить хотя бы ворону. Твоя жизнь целиком зависит от моего урожая, и могу тебе сказать, что если даже пойдут дожди, то и тогда зерна едва хватит, чтобы заплатить проценты ростовщику… А так как денег тебе достать неоткуда, Чандари, под которую был взят заем, уведут.

Корова, стоявшая в глубине двора, фыркнула, будто чувствуя, что разговор идет о ней.

А Амру продолжал:

— Гаури, дитя, Панчи прогнал тебя. И прежде чем вся деревня узнает об этом и мы будем опозорены, я думаю, тебе лучше всего уехать в Хошиарпур…

— Это верно! Люди действительно начнут говорить, — решилась поддержать его Лакшми. — Пойдут разговоры, что ты родилась под несчастливой звездой.

Казалось, Гаури совершенно лишилась способности говорить, протестовать… Она лишь пыталась уловить смысл сказанного и понять, к чему они клонят.

— Поженить тебя с Панчи было все равно, что соединить кроткую телочку с диким буйволом, — решил польстить племяннице Амру. — Откуда было знать, что он окажется таким негодяем?

Однако Гаури осталась глуха к его лести.

— Ну чего ты ревешь? — опять сорвался Амру. — Мы не собираемся тебя убивать. Мы лишь хотим устроить твое счастье. И новый жених, которого мы тебе нашли… Посмотри-ка на фотографию этого почтенного человека — любая девушка была бы счастлива узнать, что такой богатый человек предложил ей руку.

— Ты только взгляни на фотографию! — подхватила Лакшми.

Гаури передернуло от отвращения, она отрицательно покачала головой и продолжала хранить молчание.

— Долго ты будешь упрямиться, безумная женщина? Смотри! — не своим голосом закричал Амру, высоко поднимая керосиновую лампу, чтобы осветить фотографию.

Гаури не взглянула на карточку, а в упор посмотрела на самого Амру. В ее взгляде он без труда мог прочесть упорное сопротивление и нежелание повиноваться.

В глазах Амру вспыхнула ненависть к девчонке, посмевшей бросить ему открытый вызов. Что-то зловещее проглянуло в чертах его лица, искаженных безграничной злобой и жаждой мщения. Гаури в страхе опустила глаза и по привычке, укоренившейся в ней с детства, стала молиться: «О мать, невидимо обитающая в этом доме и давшая мне свое имя, войди в меня и пошли мне силы перенести все это. Дай мне крылья, чтобы я могла улететь отсюда…»

Потупив глаза, Гаури мельком увидела фотографию, упавшую к ногам Амру. На ней был изображен старый, обрюзгший мужчина с надменным лицом и пышными усами. Гаури отпрянула назад и, как раненая птица, забилась на полу.

— Амру! Эй, Амру! — негромко позвал кто-то во дворе. Амру зашипел, как змея, и бросился к двери, Лакшми испуганно-вопрошающе посмотрела на двоюродного брата.

— Это Джавала Прасад, — на ходу сказал он.

Лакшми вздохнула, подошла к дочери и по-матерински ласково поцеловала ее. Но в глубине души она уже согласилась с гнусным замыслом Амру продать Гаури старшему брату Джавалы Прасада — ростовщику из Хошиарпура Джайраму Дасу. Кроме наличных, им было обещано погашение долга по закладным на оба их дома и корову.

Вошедший вместе с Амру гость выглядел очень благообразно, со священным знаком на лбу, хотя его острый подбородок и худое тело свидетельствовали о том, что богатство не шло ему впрок. Он был очень вежлив и внимателен к Гаури, что можно было бы принять за искреннее сочувствие, если бы не тон, каким были сказаны его первые слова:

— Что с тобой, дочка? Такие слезы! Вот уж действительно…

— Простите ее, сетх-джи, — умоляюще сложив руки, сказала Лакшми. — Она росла в такой ласке и холе, что ей страшно уходить из материнского дома… Ей не очень-то хорошо жилось с этим Панчи.

— Я всегда был уверен, что он настоящий негодяй! — сказал Джавала Прасад. — Ну, а теперь… Вы, надеюсь, объяснили ей, что теперь все будет хорошо?..

Амру утвердительно кивнул и с одеревеневшим от напряжения лицом повернулся к Гаури.

— Гаури, девочка, вставай — лошадь ждет, чтобы отвезти тебя в Хошиарпур.

Но Гаури и не думала подчиняться. Ее рыдания звучали все громче и громче, перемежаясь бессвязными фразами и робкими возгласами протеста.