Гастролер

Незаметно мысли его перешли к старому татарину Мулле, от которого он получил на прошлой неделе маляву. Мулла сейчас гниет на зоне у полковника Беспалого. Хотя сильно сказано — гниет, для Муллы зона — мать родная, даже если зона и сучья. Он и там сможет не только выжить, но и других подмять. Звали старого вора Заки Юсупович Зайдулла. Но его настоящее имя было известно немногим. Гораздо больше знали его под кличкой Мулла. О себе он говорил, что происходит из знатного казанского рода, на чьих плечах держалась ханская власть, и будто бы в его жилах течет и капля крови самого хана Батыя. Он был правоверным мусульманином, и даже тюремный режим не отучил его от каждодневного намаза. Заки не уставал повторять, что истинное его призвание быть муллой: и отец его, и дед, и даже прадед были священнослужителями. Если бы не воля Аллаха, и он, возможно, легкой походкой зашагал бы по истинному пути, и не было бы для него большей благости, как наделять новорожденных божественными именами, а усопшего отправлять в последнее пристанище. Мулла твердо держался веры и никогда не изменял своим принципам. Для молодых зэков, особенно в последнее время всеобщего раскола, подобный человек мог бы стать отменным объектом для шуток. Но только не Мулла. Мало того что даже его тюремный стаж превысил пятьдесят лет, но Мулла еще был и одним из первых коронованных воров России и сумел взрастить не одно поколение законников. Даже такие крупные авторитеты уголовного мира, как Ангел и Дядя Вася, царствие ему небесное, гордились тем, что он дал им рекомендацию в «законники».

Мулла не представлял себе иной жизни, чем жизнь за колючей проволокой. Здесь он жил, здесь он состарился, просидел три войны, пережил несколько кремлевских переворотов, о воле знал только по рассказам вновь поступавшего контингента, а также по книгам и газетам, до которых был большой охотник. Зато не было другого такого знатока зэковского мира.

Воля его не тянула. Она его даже пугала. Он выходил после окончания очередного срока за ворота зоны, осматривался, словно турист в чужой стране, и вот уже тянет домой, нет ничего лучше матери-зоны.

Обратный же билет всегда был у него под рукой. Домой, не в пример другим, было вернуться проще всего. Однажды он воротился в тюрьму уже на следующий день после освобождения, когда на глазах у десятка свидетелей на рынке вытащил у нерасторопной бабули кошелек с мелочью. Просто на зоне у него еще оставались неоконченные важные дела…

Вспоминая о том странном фортеле Муллы, Медведь ухмыльнулся. Ухмылка вышла слишком кислая, ведь его мысль перескочила на печально известного в воровских кругах полковника Беспалого. Североуральскую зону, возглавляемую Беспалым, воры всего Севера называли «плавилкой», потому что во время пребывания там даже самый стойкий человек превращался в шлак или, в лучшем случае, в оплавленный комок нервов.

Все началось, когда власти решили открыть беспощадную борьбу с воровской элитой. В шестидесятых годах просуществовавшая десятилетия система ГУЛАГа расформировалась, и на ее основе были организованы лагеря, имевшие и разные названия и назначения: общего режима, строгого, особого и… В последних преимущественно помещались законники и авторитеты, которых решено было изолировать от общего контингента. Предполагалось, что новички будут освобождены от влияния закоренелых преступников, и это поможет им быстрее вступить на путь истинный.

Получилось как раз наоборот. Воры, десятилетиями правившие железной рукой, внезапно были удалены из общих зон. Но свято место пусто не бывает; немедленно власть взяли в свои руки самые активные из бандитов, гоп-стопники и прочие отморозки. Кроме того, ряды отщепенцев пополняли ссученные законники, которые, предав старые идеалы, жили по принципу — чем хуже, тем лучше.

Начался беспредел. Особенно доставалось в сучьих зонах блатным. Санкции по отношению к ним поощрялись администрацией. Власти же ввели в зонах позорный обычай опускать провинившихся. Если в лагерях с особым режимом процент опущенных редко превышал полтора года и пополнялся обычно «голубыми» и получившими срок за насилие малолеток, то в обычных зонах количество петухов доходило до двадцати процентов.

Наконец была проведена исправительно-трудовая реформа, поделившая места лишения свободы по режимам. До этого события для всех зэков существовал один тип лагерей. Исключение составляли лишь экспериментальные зоны. Колонии разбили на общий, усиленный, строгий и особый режимы. Рецидивистов изолировали от первоходок, дабы они не оказывали тлетворного влияния на случайно оступившегося человека. Зоны общего и усиленного режима лишились опыта принудительной коллективной жизни, которая вырабатывалась десятилетиями. Все блатные законы и традиции вместе с ворами в законе перекочевали в строгий и особый режим содержания.