Гассенди

Осуждая схоластику, наука оправдывает себя. Философская перспектива, открываемая Гассенди, озарена тем же светом, что и бэконовская работа «О достоинстве и приумножении наук». Мыслитель никогда не должен забывать о «сумерках» (caligo), затуманивающих человеческий ум (4, т. III, стр. 231), какие бы просветы ни озаряли его познание. В своей «Логике» Гассенди придерживается правила: не упрекать древних в том, что они знали меньше нас, и не кичиться тем, что мы знаем больше их; не отставать, подобно перипатетикам, в познании нового, памятуя, что грядущие поколения будут знать больше нас. Конечно, существуют познанные вещи, но какая это малость по сравнению с непознанными! К тому же «нередко приходится слышать, как отрекаются от того, что раньше признавалось несомненным» (5, т. 2, стр. 385). Ничем не оправданным самообманом является претензия схоластов на то, что люди, жившие в течение четырех-пяти последних веков, решили все загадки природы на веки вечные. «Но так упасть в своих собственных глазах… чтобы думать, что вся природа давно исчерпала себя в одном-единственном гении (Аристотеле. — Б. Б.), что ничего подобного не могли дать все последующие века, — кто не счел бы это величайшей глупостью?» (5, т. 2, стр. 59). Подобное самомнение Гассенди считает необходимым «искоренять самыми сильными средствами» (5, т. 2, стр. 59). К этому убеждению он возвращается неоднократно на протяжении всей своей жизни, и в своих произведениях, и в своих письмах. «Никто не претендует, вернее, не должен претендовать, — пишет Гассенди де Валуа в 1641 году, — что он познал природу не только всех вещей, но даже одной-единственной настолько совершенно, что ничто в ней от него не ускользнуло» (4, т. VI, стр. 148).

Чем больше гассендоведы исследовали и продумывали поставленный Берром вопрос, тем увереннее приходили они к выводу: нет, это не стерильный скептицизм, не агностицизм. У Гассенди «нет скептицизма, парализующего надежду и охлаждающего отвагу» (31, стр. 20). Для него существует общее правило: есть нечто истинное, которое мы в состоянии открыть и познать, а в своей рукописи 1636 года он прямо выступает против тех, «которые заявляют, что ничего познать нельзя, что нет ничего истинного» (61, стр. 79). Б. Рошо с полным основанием утверждает, что Гассенди пошел по пути «разумной философии, столь же далекой от догматизма, как и от скептицизма» (62, стр. 42). Он вступил на антиметафизический путь гносеологического историзма. Это критический антидогматизм, способствующий разысканию истины, правомерности спорного, познаванию непознанного. Ему не свойствен гносеологический негативизм, и не без основания ученик Гассенди Ла Мот Ле Вайе называл один из своих трактатов «Рассуждение, доказывающее, что сомнения скептической философии весьма полезны для науки».

О. Р. Блош после долгих колебаний и сомнений, сопутствующих его кропотливому исследованию скептицизма Гассенди, пришел к заключению, что антидогматизм Гассенди нельзя все же квалифицировать как скептический или агностический, что понятия эти, говоря о философии Гассенди, следует брать в кавычки.

«Скептицизм» этот нераздельно связан с настоятельными требованиями новой науки (28, стр. 470).

Сам Гассенди дал ответ на этот вопрос в своем «Своде философии», ответ, который Берр приводит как эпиграф к своей диссертации: «Как видите, я придерживаюсь среднего пути между скептиками… и догматиками» (4, т. 1, стр. 79). Гассенди не разделяет ни мнения тех, «которые относительно истины утверждают, что нет ничего достоверного, и во всем сомневаются», ни мнения тех, «которые полагают, что все познаваемо и, обо всем без различия выносят утвердительные суждения». Остерегаясь «панегириков и гипербол», добросовестный философ будет защищать «некоторые незыблемые положения, в отношении которых не должно существовать никаких сомнений…» (5, т. 1, стр. 113).

Но можно ли назвать «средним» (media via) путь, который не сочетает, а преодолевает как догматизм, так и скептицизм, превосходя и тот и другой? Парадоксальность и историческая значимость «скептицизма» Гассенди — в превращении его в собственную противоположность, в методологическую основу чуждого догматизму безграничного рационального познания. «Настанет день, — писал он Шикхардту (1632), — когда то, что ныне остается скрытым, после долгих трудов предстанет озаренным дневным светом…» Гносеологический оптимизм, противостоящий агностическому пессимизму, вдохновлял Гассенди уже в первом, наиболее «скептическом» его произведении: «Ибо, хотя достичь полной истины невозможно, мы все же, может быть, добьемся чего-нибудь более близкого к ней и более ей подобного. Надо дерзать и мужественно идти вперед… Вот почему я призываю, как уже призывал и буду призывать снова и снова… будем стараться, будем работать, внесем свою лепту и мы!.. Надо дерзать и мужественно идти вперед…» (5, т. 2, стр. 60).