Читаем Гассенди полностью

Легко себе представить, какое озлобление вызвал этот «революционный манифест» среди хранителей ортодоксии. Ведь «Упражнения», по словам иезуита Сортэ, не были беспартийным критическим произведением; это сатира, «язвительный тон которой не гармонировал с серьезностью предмета… обвинения его, по существу, несправедливы… Гассенди применял свойственное южанам издевательство, вырождавшееся порою в ожесточение» (67, стр. 31–32). В особом параграфе «Атаки, направленные против „Упражнений“» Сортэ собрал большой и интересный материал, характеризующий озлобление схоластов, вызванное книгой Гассенди, не только во Франции, но и за ее пределами. Он рассказывает о настоящей кампании, развернутой против нее лионским (затем римским) теологом Фабри, веймарским профессором Морхофом и ростокским профессором Энгельке. Изживший себя томистский псевдоаристотелизм («духовная мумия» называл его Гассенди; 6, стр. 29–30) не только не сдавался, но свирепствовал.

Гассенди не мог поступить иначе, как отказаться от продолжения дальнейшей публикации задуманного им семитомного труда. «Когда он узнал о грозном возмущении перипатетиков против него, он предпочел прекратить свою работу тому, чтобы подвергнуться отвратительным преследованиям», — писал по этому поводу высоко ценивший Гассенди Пьер Бейль (8, т. 1, стр. 112).

Вот исповедь самого Гассенди в письме к тюбингенскому математику и ориенталисту Вильгельму Шикхардту (27. VIII. 1630): «Что касается прочих моих „Исследований“, о которых ты спрашиваешь, почему они еще не вышли в свет, причиной тому времена и нравы. Я проявил в них немного большую свободу, чем то дозволяют нынешние условия. Ведь хотя я все и умеряю так, чтобы предотвратить наветы, тем не менее я еще не настолько счастлив, чтобы встретить вполне справедливых судей, а потому, стремясь отдать должное времени, помышляю и о безопасности. Оный предвестник, появившись в свет без обычной апробации, едва не привел к трагедии. Подумай, что же должно было произойти со всем прочим заготовленным снаряжением? Итак, я жду другого оборота вещей и лучшей участи, а если она мне не улыбнется, буду петь самому себе и музам. Есть у меня и другие писания о философах древних, но, конечно, я храню их для себя и друзей: ведь то, что хвалит толпа, и то, что ей нравится, — совсем иного рода» (4, т. VI, стр. 35; перевод В. А. Зубова, 15, стр. 67). Таков был печальный урок, усвоенный Гассенди не только из процесса Бито, но и из необходимости предотвращения собственного процесса.

Познакомимся внимательнее с содержанием и характером первых двух книг «Парадоксальных упражнений» и прежде всего уясним вопрос о соотношении партийности и объективности в этом произведении. Заслуженны ли упреки Сортэ, что партийность подавляет в нем объективность, что «в своей борьбе против аристотеликов наш полемист перешел всякие границы?» (67, стр. 257).

Гассенди со всей четкостью и определенностью различает учение Аристотеля и современный ему аристотелизм: «…подкапываюсь я не столько против самого Аристотеля, сколько под взгляды аристотеликов» (5, т. 2, стр. 96). И хотя в каждой главе его работы подвергаются критике, книга за книгой, сочинения самого Стагирита, он неоднократно оговаривает, что «аристотелики часто защищают не столько аристотелевские, сколько свои собственные положения, притом явно противоречащие мнению Аристотеля», и не случайно он назвал свой трактат «против аристотеликов», а не «против Аристотеля» (5, т. 2, стр. 15). В письме Гассенди к падуанскому профессору Лицети мы читаем: «Когда я придерживаюсь взглядов, опровергающих перипатетизм, из этого не следует, что меня надо считать противником Аристотеля…» (5, т. 2, стр. 423). В первом же «Упражнении» он признавал, что «Аристотель благодаря своей одаренности сделал очень много открытий и мы обязаны ему благодарностью за то, что он нам, позднейшим поколениям, предоставил возможность ими пользоваться» (5, т. 2, стр. 58).

Но есть Аристотель и «Аристотель»: подлинный и фальсифицированный — антисхоластический Аристотель Помпонацци и Кремонини и схоластический, томистский. Гассенди не оставляет сомнения в правомерности этого противопоставления.

При всей критической заостренности высказываний Гассенди против учения Аристотеля в них явственно выступают мотивы историзма. Недопустимо «перестать думать о том, что все древнее было некогда новым» (5, т. 2, стр. 59).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии