Боги существуют. Это неоспоримый факт. И все истинные жрецы знают это, ведь их посвящение в сан принимают только боги самолично и никто другой. Но несмотря на этот простой и очевидный факт, многие жрецы предпочитают суету мирской жизни высшему служению. И даже сам светлейший Хорнеджитеф был не лишен этого грешка. Порой он излишне увлекался придворной жизнью и высоким искусством интриги, но всегда держал в голове высшую ценность, освященную богами. Ценность жизни. Жизнь для него была не просто продолжением существования. Она была его священной обязанностью. Жить, поддерживать жизнь, пестовать ее во всех ее проявлениях — вот в чем заключается высшее благо. И было логично, что он сделал всё, чтобы его собственная жизнь была длительной и насыщенной. Он спокойно явился на суд богов в своё время. Но восстав через тысячи циклов в голове маленького мальчика, он совершенно не собирался прекращать свое существование. Он намерен был прожить столько, сколько возможно, пусть и в такой форме. И это значило, что юнец тоже должен прожить как можно дольше. Он начал первым:
— Старейшины! Юнцу, коего решились мы опекать, грозит опасность! Опасность, чья суть противна самим богам! Ведь существо, чьи жалкие остатки поселились в голове юнца, убоялось суда богов, как раб боится плети господина! В своей мерзкой трусости разделило оно саму душу свою, отправив Шуит в голову юнца. Я спрашиваю вас, старейшины, потерпим ли мы такое соседство? Дадим ли нечестивому ступать по землям царств, собрав свои души за счет жизни юнца?!
Светлейший Хорнеджитеф сделал сложное движение рукой, и между тремя старцами появился уродливый младенец, чья кожа была покрыта чешуёй, нос представлен двумя щелями, а глаза злобно сверкали краснотой. Младенец явно ничего не соображал, а лишь размахивал ручками и ножками. Зрелище было преотвратным.
Ван Юншен — в прошлом правый непреклонно-смелый общеначальствующий пристав самой северной из императорских тысяч Срединной империи — конечно, был монахом. То есть он по определению должен был быть добрым и всепрощающим. С другой стороны, как бы долго ни был ты монахом и насколько бы уединенную, созерцательную и мирную жизнь ты ни вел, сложно скомпенсировать более сотни лет войн и те тысячи людей, которые погибли благодаря твоему полководческому таланту. К тому же достопочтенный Ван Юншен был не буддийским монахом, для которого каждая без исключения жизнь является настоящей и единственной ценностью. Преподобный Ван Юншен был даосским монахом, то есть больше ценил естественный порядок вещей. И вот это существо, на его взгляд, определенно не относилось к естественному порядку вещей. Хотя, конечно, всё сущее есть Дао, и всё, что происходит, происходит по замыслу Дао…
— Дао подобно глубокой реке, чем глубже его течение, тем сложнее его заметить, — коллеги обычно с грустью отмечали, что мудрейший Ван Юншен всегда говорил о том, что Дао подобно реке, когда не знал, что сказать, или не понимал, что происходит. — Так что я считаю, что тварь должна умереть! — эта фраза была больше похожа на команду, которую услышала бы вся конная сотня посреди боя. Те же коллеги даже с большей грустью отмечали, что военная служба оставила в душе честнейшего Ван Юншена слишком глубокий след.
— Только играющий кот задирает кролика, чтобы повеселить душу. Волчица задирает кролика, чтобы накормить волчат, — Черный медведь был далек от философских концепций, но он прожил сложную жизнь, в которой существенное место занимала борьба за существование. И был твердо убежден, что абсолютно любое действие должно приносить пользу и способствовать выживанию.
Для двух других подселенцев идея пользы тоже была не пустым звуком, отчего они сначала очень уважительно посмотрели на Черного медведя, а потом очень хищно — на в общем-то и не такого уродливого младенца. Даже симпатичного в чем-то, если употребить его правильно… Все трое глубоко задумались. Младенец перестал ворочаться и замер. Где-то в лесах Албании так же замер на ветру дух очень злого темного волшебника. Развитой интуицией опытного мага он чувствовал, что сейчас с ним должно случиться что-то плохое.
Вообще, концепция добра и зла и связанная с ней концепция света и тьмы достаточно стара. Еще зороастризм имеет черты этой идеи. Но по-настоящему она раскрылась только в христианстве. А всё человечество и вовсе завоевала только в средневековье, а то и позже. Все три старца были значительно древнее тех времен и умерли до того, как эта идея стала действительно популярна. Ну, то есть они, конечно, не были темными магами, ни один из них. Но и светлых — или хотя бы нейтральных — магов в их времена не существовало. Поэтому каждый из них знал множество интереснейших вещей!
— Здесь нет алтаря, — грустно прокаркал светлейший Хорнеджитеф, печально поигрывая извлеченным непонятно откуда тупым жертвенным кинжалом.