Гарри Поттер и Реликвии Смерти

Её лицо блестело от слёз. Гермиона передала свою палочку, и он, желая больше всего на свете убежать от неё, оставил девушку, сидящей у его кровати.[17]

Глава 18. Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора

Вставало солнце. Чистое, бесцветное, бескрайнее небо простиралось над Гарри, равнодушное к нему и его страданиям. Гарри сел у входа в палатку и глубоко вдохнул чистый, горный воздух. Просто жить, чтобы наблюдать, как солнце встаёт над заснеженными горными склонами — наверное, это самое большое счастье в мире, и всё же он не мог оценить его по достоинству, так как его чувства были подавлены потерей палочки. Он оглядел долину, покрытую снегом: далёкие церковные колокола звонили сквозь сияющую тишину.

Не осознавая, он вонзил пальцы в свои руки, словно пытаясь противостоять физической боли. Он проливал собственную кровь столько раз, что не перечесть. Однажды он лишился всех костей правой руки. Нынешнее путешествие уже оставило ему шрамы на груди и предплечье, добавившиеся к шрамам на руке и на лбу. Но никогда до этого момента он не чувствовал себя окончательно ослабшим, уязвимым и беззащитным, словно лучшая часть его магической силы была вырвана из него. Он точно знал, что скажет Гермиона, если он выскажет ей свои чувства: палочка всего лишь настолько хороша, насколько хорош волшебник, владеющий ею. Но она ошибалась: его случай был иным. Она не чувствовала, как палочка вращается, словно игла компаса, и стреляет золотым пламенем во врага. Он утратил защиту палочек-близнецов и, только потеряв её, осознал, насколько на неё рассчитывал.

Он вынул обломки палочки из кармана и, не глядя, засунул в висевший на шее мешочек, подаренный Хагридом. Мешочек теперь был переполнен сломанными и бесполезными вещами и не мог вместить больше. Рука Гарри наткнулась сквозь ослиную кожу на старый снитч, и на мгновение у него возникло желание вытащить и выбросить его. Непонятный, бесполезный, никуда не годный, как всё остальное, оставшееся после Дамблдора…

И ярость, направленная на Дамблдора, наполнила его как лава, сжигая изнутри, уничтожая все иные чувства. Из-за полнейшего безрассудства они уговорили себя, что в Годриковой Лощине найдутся все ответы, убедили себя, что от них ожидали возвращения туда, что это часть некоей тайной тропы, спланированной для них Дамблдором, но не было никакой схемы, никакого плана. Дамблдор оставил их одних, лишённых помощи, блуждать в темноте, бороться с неизвестными и невообразимыми кошмарами: ничего не было объяснено, ничего не давалось легко, у них не было меча, а теперь у Гарри не было палочки. Он выронил фотографию вора, и теперь, без сомнения, Волдеморту будет легко выяснить, кто это был…

Теперь Волдеморт знал всё…

— Гарри?

Гермиона боялась, что он нападет на неё с её собственной палочкой. Её лицо было залито слезами, она опустилась рядом с ним, две чашки с чаем дрожали в её руках, и что-то объёмистое было у неё подмышкой.

— Спасибо, — сказал он, взяв одну из чашек.

— Ты не возражаешь, если я с тобой поговорю?

— Нет, — ответил он, потому что не хотел обидеть её.

— Гарри, ты хотел знать, кто был тот человек на фотографии. Так вот… у меня есть книга.

Она робко сунула её ему на колени, новенький экземпляр «Жизни и лжи Альбуса Дамблдора».

— Где…как…?

— Это было в гостиной Батильды, просто лежало… Эта записка торчала из верхнего обреза.

Гермиона громко прочитала несколько строк, написанных заострённым почерком ярко-зелёными чернилами:

- “Дорогая Батти, спасибо за Вашу помощь. Посылаю Вам экземпляр моей книги. Надеюсь, Вам понравится. Вы рассказали всё, даже если Вы и не помните этого. Рита.” Я думаю, оно пришло, когда настоящая Батильда была жива, но, возможно, она не была настолько здорова, чтобы прочитать.

— Нет, вероятно, не была.

Гарри взглянул вниз, на лицо Дамблдора, и испытал приступ злого удовлетворения. Теперь он узнает все те факты, которые Дамблдор никогда не считал нужным ему рассказывать, независимо от того, хотел ли Дамблдор, чтобы он узнал, или нет.

— Ты всё ещё злишься на меня, да? — спросила Гермиона.

Он поглядел на неё и увидел, что из её глаз текут новые слёзы, и понял, что на его лице отразился весь тот гнев, который жёг его изнутри.

— Нет, — отозвался он тихо. — Нет, Гермиона, я знаю, это вышло случайно. Ты пыталась вывести нас оттуда живыми, и ты была великолепна. Я бы погиб, если бы не твоя помощь.