— Понятия не имею, — сказала профессор Трелони, несколько ошарашенная тоном Гарри. — Я вошла в Выручай-комнату и услышала голос, чего за все годы, что я прячу… ну, то есть использую комнату, ни разу ещё не случалось.
— Голос? И что он сказал?
— Да не знаю я, что он сказал, — ответила профессор Трелони. — Он… радостно вскрикнул.
— Радостно?
— Ликующе, — кивая, подтвердила профессор. Гарри уставился на неё.
— Голос был мужской или женский?
— Я бы сказала, мужской.
— И он звучал радостно?
— Даже счастливо, — усмехнулась профессор Трелони.
— Как будто что-то праздновал?
— Очень на то похоже.
— А потом?
— А потом я крикнула: «Кто здесь?»
— Разве вы не могли выяснить это, не спрашивая? — разочарованно осведомился Гарри.
— Внутреннее Око, — с достоинством сообщила профессор Трелони, разглаживая шали и поправляя многочисленные ожерелья, — устремлено на материи, весьма и весьма удалённые от прозаических радостных восклицаний.
— Понятно, — поспешно согласился Гарри; россказни о Внутреннем Оке профессора Трелони давно уж набили ему оскомину. — А на ваш вопрос голос ответил?
— Нет, не ответил, — сказала она. — Всё вдруг почернело, и в следующий миг я обнаружила, что вылетаю вперёд головой из Выручай-комнаты!
— И предвидеть этого вы никак не могли? — не удержавшись, поинтересовался Гарри.
— Нет, не могла, я же сказала, там было темно, как… — Она замолчала, подозрительно уставясь на Гарри.
— Думаю, вам лучше рассказать об этом профессору Дамблдору — сказал Гарри. — Ему следует знать, что Малфой празднует… то есть, что кто-то выкинул вас из Выручай-комнаты.
К его удивлению, профессор Трелони, услышав это предложение, надменно выпрямилась.
— Директор школы дал мне понять, что предпочёл бы видеть меня пореже, — холодно сказала она. — А я не имею привычки навязывать своё общество тем, кто его не ценит. Если Дамблдор предпочитает игнорировать предостережения, которые сообщают ему карты…
Внезапно её костлявые пальцы сомкнулись на запястье Гарри.
— Раз за разом, как бы я их ни раскидывала… — И профессор Трелони театрально выхватила из-под шалей игральную карту. — Башня молний, — прошептала она. — Несчастье. Бедствие. Всё ближе и ближе…
— Понятно, — повторил Гарри. — И всё-таки вам следует рассказать Дамблдору об этом голосе и о том, как всё потемнело, а вас выбросили из Выручай-комнаты…
— Вы так считаете? — Профессор Трелони словно бы призадумалась, но Гарри видел, что она совсем не прочь поведать о своём маленьком приключении кому-либо ещё.
— Я как раз направляюсь к нему, — сказал он. — У нас назначена встреча. Мы могли бы пойти вместе.
— Ну, в таком случае… — улыбнулась профессор Трелони. Она наклонилась, подобрала с пола бутылки и бесцеремонно засунула их в большую сине-белую вазу, стоявшую поблизости в нише.
— Мне так вас не хватает на моих уроках, Гарри, — томно произнесла профессор, едва они тронулись в путь. — Как прорицатель вы никогда особенно не блистали… но были таким превосходным объектом…
Гарри не ответил: положение объекта непрестанных роковых предсказаний профессора Трелони давно уже стало ему ненавистным.
— Боюсь, — продолжала она, — что кляча, извините, кентавр, ничего в гадании на картах не смыслит. Я спросила у него, как прорицатель у прорицателя, не ощущает ли и он отдалённых вибраций близящейся катастрофы? Но он, похоже, нашёл меня едва ли не смешной. Да, смешной!
Голос её истерично возвысился, и Гарри ощутил мощное дуновение хереса — даром что бутылки с ним остались позади.
— Возможно, до этого коняги дошли разговоры о том, что я будто бы не унаследовала великого дара моей прапрабабушки. Эти слухи распускаются моими завистниками уже множество лет. Знаете, что я на них отвечаю, Гарри? Разве Дамблдор позволил бы мне преподавать в нашей великой школе, если бы все эти годы не питал ко мне такое доверие? Разве я не доказала ему, что чего-то стою?
Гарри пробормотал нечто невнятное.
— Хорошо помню мой первый разговор с Дамблдором, — глухим голосом продолжала профессор Трелони. — Разумеется, я произвела на него глубокое впечатление, очень глубокое. Я тогда остановилась в «Кабаньей голове», кстати, не рекомендую, — клопы, мой мальчик, — но в ту пору я была стеснена в средствах. Он расспрашивал меня… Должна признаться, поначалу мне показалось, что к прорицанию, как к предмету, он расположен не очень благосклонно. Помню, у меня возникло такое странное чувство, я в тот день почти ничего не ела. Правда, потом…
И с этой минуты Гарри стал слушать профессора Трелони очень внимательно — он догадался, что произошло в тот день: она изрекла пророчество, которое изменило ход всей его жизни, пророчество о нём и Волан-де-Морте.
— …потом нас самым невоспитанным образом прервал Северус Снегг.
— Что?