Гарри Поттер и Принц-полукровка

— Для этого существует заклинание, только не спрашивайте меня о нём, я его не знаю! — ответил Слизнорт, встряхивая головой, точно старый слон, которого одолели москиты. — Разве я похож на человека, который опробовал его? На убийцу?

— Нет, сэр, разумеется, нет, — поспешно сказал Реддл. — Простите, я не хотел вас обидеть.

— Что вы, что вы, какие обиды, — хмуро откликнулся Слизнорт. — Интерес к подобным вещам естественен… Для волшебников определённого калибра эта сторона магии всегда была притягательной.

— Да, сэр, — сказал Реддл. — Я, правда, одного не понимаю… Мне просто любопытно, много ли проку от одного-единственного крестража? Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Ну, например, разве семь — не самое могучее магическое число и разве семь…

— Клянусь бородой Мерлина, Том! — возопил Слизнорт. — Семь! Неужели мысль об убийстве даже одного человека и без того недостаточно дурна? Да и в любом случае… разделить душу надвое — уже плохо, но разорвать её на семь кусков!..

Теперь Слизнорт выглядел совсем растревоженным, он смотрел на Реддла так, словно никогда прежде его не видел, и Гарри понимал — Слизнорт сожалеет о том, что вообще ввязался в этот разговор.

— Разумеется, — пробормотал он, — наша беседа всего лишь гипотетична, не правда ли? Чисто научное…

— Да, сэр, конечно, — поспешно ответил Реддл.

— И всё-таки, Том, сохраните сказанное мной в тайне, — ну то есть тему нашего разговора. То, что мы поболтали немного о крестражах, вряд ли кому понравится. Понимаете, в Хогвартсе эта тема под запретом. Особенно лютует на сей счёт Дамблдор.

— Никому ни единого слова, сэр, — пообещал Реддл и покинул кабинет профессора, однако Гарри удалось мельком увидеть его лицо, наполненное тем же безумным счастьем, какое отразилось на нём, когда Реддл впервые узнал, что он волшебник, счастьем, которое не оттеняло красоту его черт, но почему-то делало их менее человечными.

— Благодарю тебя, Гарри, — негромко сказал Дамблдор. — Нам пора…

Когда Гарри опустился на пол его кабинета, Дамблдор уже сидел за столом. Гарри тоже сел, ожидая слов Дамблдора.

— Я уже очень давно питал надежду заполучить это свидетельство, — начал Дамблдор. — Оно подтверждает мою теорию, говорит о том, что я прав, и о том, какой длинный путь нам ещё предстоит пройти.

Гарри вдруг обнаружил, что портреты прежних директоров и директрис школы, висящие по стенам кабинета, не спят и внимательно слушают их разговор. А дородный и красноносый волшебник даже приставил к уху слуховую трубку.

— Я уверен, Гарри, — продолжал Дамблдор, — ты понимаешь значение того, что мы с тобой услышали. Уже в твоём возрасте, плюс-минус несколько месяцев, Том Реддл изо всех сил искал дорогу к бессмертию.

— Так вы думаете, что это ему удалось, сэр? — спросил Гарри. — Что он создал крестраж? Что потому и не погиб, когда напал на меня? Потому, что у него где-то надёжно спрятан крестраж, кусочек его души?

— Кусочек, и, может быть, не один, — ответил Дамблдор. — Ты же слышал Волан-де-Морта: его особенно интересовало мнение Горация о том, что происходит с волшебником, который создаёт больше одного крестража, с волшебником, которому так хочется избежать смерти, что он готов убивать множество раз, рвать и рвать свою душу, лишь бы сохранить её во многих спрятанных по отдельности крестражах. Этих сведений он ни из каких книг почерпнуть не смог бы. Насколько мне известно — насколько, я в этом уверен, известно и Волан-де-Морту — ни один волшебник ни разу ещё не разрывал свою душу более чем на два куска.

Дамблдор немного помолчал, собираясь с мыслями, затем сказал:

— Четыре года назад я получил верное, как мне представлялось, доказательство того, что Волан-де-Морт свою душу расколол.

— Где же? — спросил Гарри. — Как?

— Меня снабдил им ты, Гарри, — ответил Дамблдор. — Я говорю о дневнике Реддла, дававшем наставления о том, как открыть Тайную комнату.

— Не понимаю, сэр, — сказал Гарри.

— Видишь ли, хоть я и не присутствовал при возникновении Реддла из дневника, то, что ты описал мне, было явлением, наблюдать которое мне никогда ещё не приходилось. Простое воспоминание начинает думать и действовать самостоятельно? Воспоминание высасывает жизнь из девочки, в руки которой оно попало? Нет, в той книжице обитало нечто куда более зловещее — часть души, я почти сразу уверовал в это. Дневник и был крестражем. Но отсюда следовало больше вопросов, чем ответов. И сильнее всего меня заинтриговало и встревожило то, что дневник был в такой же мере оружием, в какой и средством защиты.

— Я всё равно не понимаю, — сказал Гарри.

— Он исполнял то, что крестражу и положено исполнять. Спрятанная в нём часть души сохранялась в безопасности и, несомненно, играла некую роль, уберегая её обладателя от смерти. Но нельзя было сомневаться и в другом — Реддл действительно желал, чтобы его дневник прочитали и часть его души вселилась в другого человека и овладела им. Это позволило бы снова выпустить на свободу чудище Слизерина.