Гарри Поттер и Кубок Огня(Potter's Army)

Я очень надеюсь, что вы позволите нам взять Гарри на этот матч. Это, без сомнения, единственный в жизни шанс. Кубок не разыгрывался в Великобритании уже тридцать лет. Билеты на него чрезвычайно трудно достать. И, разумеется, мы будем очень рады, если вы позволите Гарри погостить у нас до конца каникул. Мы доставим его на школьный поезд в целости и сохранности.

Будет лучше всего, если Гарри пошлёт ваш ответ как можно скорее и обычным путём, поскольку маггловский почтальон никогда не разносил почту в наш дом. Я не уверена, что он вообще знает, где мы живём.

Мы надеемся, что скоро увидим Гарри,

Ваша, Молли Уизли.

P.S. Я надеюсь, что наклеила достаточно марок»

Дочитав письмо, дядя Вернон засунул руку в карман и вытащил из него конверт.

— Полюбуйся, — прорычал он.

Он поднял конверт, в котором прибыло письмо миссис Уизли, и Гарри едва не расхохотался. Весь конверт, целиком, был заклеен марками, за исключением кусочка, размером в квадратный дюйм, куда миссис Уизли малюсенькими буквами втиснула адрес Дёрсли.

— Похоже, что она всё-таки наклеила достаточно марок, — заметил Гарри, с таким видом, как будто в оплошности миссис Уизли не было ничего из ряда вон выходящего. Глаза дядюшки злобно засверкали.

— Почтальон тоже это заметил, — сказал он, скрежеща зубами, — очень интересовался, откуда прибыло письмо, да, да. Поэтому и позвонил в дверь. Счёл это забавным.

Гарри не ответил. Другой на его месте не понял бы, почему дядя Вернон бушует из-за конверта, заклеенного марками, но Гарри жил в доме Дёрсли достаточно долго и знал, насколько близко они принимают к сердцу любые, из ряда вон выходящие вещи. Больше всего на свете они боялись, что кто-нибудь узнает, что они каким-то образом имеют что-то общее (какое бы то ни было отдалённое) с людьми, подобными миссис Уизли.

Дядя Вернон не сводил с Гарри злобного взгляда. Гарри же старался, как мог, сохранять невозмутимый вид. Если он не сделает глупости, или не скажет ерунды, ему удастся попасть туда, куда ему хотелось попасть больше всего на свете. И потому он сидел и ждал, когда дядя Вернон заговорит, но тот молчал и злобно глядел на него. Наконец Гарри решился открыть рот.

— Так… мне можно будет поехать? — спросил он.

Большое красное лицо дяди Вернона судорожно дёрнулось, усы ощетинились. Гарри показалось, что он видит, как в дядиной голове кипит яростная борьба между двумя древними инстинктами: если он разрешит Гарри поехать, то Гарри будет счастлив. А этого дядя Вернон пытался не допустить все тринадцать лет жизни Гарри. С другой стороны, если он разрешит Гарри убраться к Уизли, то это на две недели сократит пребывание Гарри у них дома — а об этом можно было только мечтать, ведь дядя Вернон его на дух не переносил. Надо было хорошенько подумать, и, чтобы протянуть время, он снова взглянул на письмо миссис Уизли.

— Кто она — эта женщина? — спросил он, с неприязнью разглядывая её подпись.

— Вы видели её, — сказал Гарри, — она — мать моего друга Рона. Она его встречала с Хог…, со школьного поезда в конце прошлого года.

Он чуть не сказал «Хогвартс-Экспресс», что уж точно бы вывело дядюшку из себя. Никто в семье Дёрсли никогда не произносил вслух названия школы, в которой учился Гарри.

Огромное лицо дяди Вернона исказилось, изображая попытку вспомнить что-то крайне неприятное.

— Толстая коротышка? — в конце концов прорычал он. — С кучей рыжих детей?

Гарри насупился. Довольно странно слышать, как дядя Вернон называет кого-то «толстой коротышкой», когда его собственный сын Дадли достиг того, к чему он упорно продвигался с трёхлетнего возраста, а именно, наконец-таки раздался вширь основательнее, чем ввысь.

Дядя Вернон продолжал изучать письмо.

— Квиддитч, — пробурчал он. — Квиддит… что это за чушь такая?

Гарри опять почувствовал прилив ярости.

— Это такой вид спорта, — сказал он быстро, — в который играют на мётлах…

— Ладно, ладно! — громко заявил дядя Вернон. Гарри с радостью заметил, что дядей овладела лёгкая паника. Он явно не мог вынести того, что в его гостиной произнесли слово «мётлы». Он попытался найти убежище в тщательном изучении письма. Гарри увидел, как его губы шевельнулись, произнося: «пошли обычным путём…».

— Что она имеет в виду под обычным путём? — спросил дядя Вернон, брызгая слюной.

— Обычным для нас, — сказал Гарри и, так дядя не остановил его, продолжил. — Ну, знаете, совой. Это — обычная почта волшебников.

Лицо дяди Вернона изобразило такое негодование, как будто Гарри только что грязно выругался. Затрясшись от гнева, он бросил нервный взгляд в окно, как будто ожидал увидеть там соседей, прижавших уши к окнам гостиной.

— Сколько раз я тебе говорил не упоминать об этой неестественности в моём доме! — прошипел он. Лицо его залилось багрянцем. — Как ты смеешь стоять передо мною в одежде, которой Петуния и я одарили твою неблагодарную особу…