Гарри Поттер и Дары Смерти

— Отойди прочь, глупая девчонка… Прочь…

— Пожалуйста, только не Гарри… Убейте лучше меня, меня…

— В последний раз предупреждаю…

— Пожалуйста, только не Гарри, пощадите… Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю всё, что угодно…

— Отойди… Отойди, девчонка…

Он мог бы просто отшвырнуть её с дороги, однако счел благоразумным покончить со всей семейкой разом…

Вспыхнул зелёный свет, и она упала точно так же, как и её муж. За всё это время ребёнок ни разу не запищал. Он уже умел стоять, ухватившись за прутья кроватки, и с весёлым любопытством смотрел в лицо чужаку — может быть, думал, что это его отец прячется под плащом и сейчас покажет ещё красивые огоньки, а мама со смехом выглянет откуда-нибудь из-за шкафа…

Он тщательно прицелился, наведя волшебную палочку мальчишке прямо в лицо; он хотел увидеть, как это произойдёт, своими глазами наблюдать уничтожение необъяснимой угрозы. Ребёнок заплакал — похоже, понял, что перед ним не Джеймс. Плач был неприятен, ещё в приюте он не переносил детского нытья.

— Авада Кедавра!

И тогда он был сокрушён. Он был ничто, ничего не осталось, кроме боли и ужаса, он должен был скрыться, спрятаться, только не здесь, в руинах разрушенного дома, где надрывался от плача испуганный ребёнок, а далеко, очень далеко отсюда…

— Нет, — простонал он.

Змея шуршала по грязному, замусоренному полу, и он убил мальчишку, и всё же он сам был этим мальчишкой…

— Нет…

А теперь он стоит у разбитого окна в доме старой Батильды, захваченный воспоминаниями о своей великой потере, и у ног его скользит по битому стеклу и фарфору огромная змея… Он смотрит вниз и видит… нечто невероятное…

— Нет…

— Гарри, всё хорошо, всё в порядке!

Он наклоняется и поднимает разбитую фотографию. Вот он, вор, неведомый воришка, которого он столько времени ищет…

— Нет… Я уронил её… Уронил…

— Гарри, всё хорошо. Очнись, Гарри!

Это он — Гарри. Гарри, не Волан-де-Морт. А то, что здесь шуршит, — не змея.

Он открыл глаза.

— Гарри, — прошептала Гермиона. — Ты как… нормально?

— Да, — соврал он.

Он был в палатке, лежал на нижней койке под грудой одеял. По тишине и особому холодному блёклому свету, падавшему сквозь матерчатую крышу, чувствовалось, что скоро рассвет. Гарри был весь в поту, даже простыни и одеяла намокли.

— Мы удрали.

— Да, — сказала Гермиона. — Пришлось задействовать заклинание Левитации, чтобы уложить тебя на койку, я никак не могла тебя втащить. Ты был… Ну, в общем, ты был немного не того…

Под её карими глазами залегли фиолетовые тени. В руке у Гермионы Гарри заметил губку — она обтирала ему лицо.

— Плохо тебе было, — заключила она. — Совсем плохо.

— Давно мы оттуда смотались?

— Несколько часов прошло. Уже почти утро.

— А я, значит, был… без сознания, что ли?

— Да не то чтобы, — замялась Гермиона. — Ты кричал, и стонал, и… и вообще, — закончила она таким тоном, что Гарри стало совсем не по себе.

Что он тут вытворял? Выкрикивал заклятия, как Волан-де-Морт? Плакал, как младенец?

— Я еле сняла с тебя крестраж, — сказала Гермиона, явно стремясь переменить тему. — Он прямо-таки прилип к твоей груди. Там даже отметина осталась. Ты прости, мне пришлось применить заклинание ножниц, иначе не получалось его оторвать. Ещё и змея тебя укусила, но ранку я промыла, обработала бадьяном…