Люпин побледнел. В кухне стало холодней градусов на десять. Рон озирался с таким видом, словно ему велели в деталях запомнить кухонный интерьер. Гермиона смотрела то на Гарри, то на Люпина.
– Ты не понимаешь, – сказал наконец Люпин.
– Тогда объясните.
Люпин сглотнул.
– Я… совершил непростительную ошибку, женившись на Бомс. Я сделал это не подумав и… сильно о том жалею.
– Понятно, – откликнулся Гарри. – Поэтому вы хотите бросить ее с ребенком и сбежать с нами?
Люпин вскочил, опрокинув стул. Его глаза вспыхнули лютой яростью, и Гарри впервые разглядел в нем тень волка.
– Да ты понимаешь, что я сделал со своей женой и еще не рожденным ребенком? Я не должен был на ней жениться, она из-за меня стала изгоем! – Люпин пнул перевернутый стул. – Вы общались со мной в Ордене и в «Хогварце», где я был под защитой Думбльдора, и не знаете, как обычные колдуны относятся к таким, как я! Узнают про мой недуг, и все – даже не разговаривают! Ты понимаешь, что я наделал? Даже ее семье наш союз отвратителен! И понятно – оборотень в мужьях у единственной дочери! А ребенок… ребенок… – Тут Люпин вцепился себе в волосы, точно в припадке безумия. – У таких, как я, детей обычно нет! Он пойдет в меня, я уверен… Непростительно: обречь на подобное невинного! И даже если он чудом окажется нормальным, ему все равно будет в сто раз лучше без отца, которого надо стыдиться!
– Рем, – со слезами прошептала Гермиона, – не говорите так… любой ребенок вами бы только гордился!
– Не знаю, не знаю, Гермиона, – сказал Гарри. – Мне вот было бы за него стыдно.
Неизвестно откуда накатила ярость, и Гарри тоже вскочил. Люпин от его слов дернулся, как от удара.
– Если новому режиму плохи муглорожденные, – безжалостно продолжал Гарри, – представьте, что станется с полуоборотнем, у которого отец в Ордене? Мой папа умер, защищая меня и маму! Вы и правда считаете, что он посоветовал бы вам бросить ребенка и пуститься с нами в авантюру?
– Да как… ты смеешь? По-твоему, я жажду опасностей… или славы? Неужто ты полагаешь, что…
– Я полагаю, – перебил Гарри, – что вы геройствуете, вам охота поиграть в Сириуса…
– Гарри, ты что! – умоляюще воскликнула Гермиона, но тот не отрывал взгляда от разгневанного лица Люпина.
– Никогда бы не поверил, – отчетливо произнес Гарри, – что человек, научивший меня бороться с дементорами, – трус.
Люпин достал волшебную палочку так быстро, что Гарри не успел и коснуться своей. Громкий хлопок – и его с силой отбросило назад. Впечатавшись в кухонную стену, он сполз на пол и мельком увидел, как за дверью исчезает край плаща.
– Рем, Рем, вернитесь! – закричала Гермиона.
Люпин не ответил. Вскоре хлопнула парадная дверь.
– Гарри! – простонала Гермиона. – Как ты мог?
– Легко, – ответил Гарри. Он встал; на голове уже росла шишка. Его до сих пор трясло от ярости. – Не смотри на меня так! – рявкнул он на Гермиону.
– Не кричи на нее! – рыкнул Рон.
– Нет, нет, мы не должны ссориться! – Гермиона встала между ними.
– Зря ты так с Люпином, – укорил Рон.
– Сам напросился, – бросил Гарри. Разрозненные картинки мелькали у него в голове: Сириус, падающий в арку; поверженный, переломанный Думбльдор в воздухе; зеленая вспышка и голос матери, молящий о пощаде… – Родители, – сказал Гарри, – не должны бросать детей. Разве что… когда совсем нет выбора.
– Гарри. – Гермиона потянулась к нему, хотела утешить, но он дернул плечом и отошел, уставился в огонь, который она сотворила. Однажды через этот камин он говорил с Люпином – усомнился в Джеймсе, и Люпин его успокоил. Перед глазами встало измученное лицо Люпина, в груди больно кольнуло раскаяние. Рон и Гермиона за его спиной молчали, но Гарри знал, что они смотрят друг на друга, общаясь без слов.
Он повернулся и успел заметить, как расцепились их взгляды.
– Я понимаю, я зря назвал его трусом.
– Да, зря, – подтвердил Рон.
– Но ведет он себя как трус.
– И все равно… – начала Гермиона.
– Это да, – не дослушав, согласился Гарри, – но если теперь он вернется к Бомс, оно того стоило, так?
В его голосе звучала мольба. Гермиона смотрела с сочувствием, Рон – с сомнением. Гарри опустил голову и подумал про отца. Поддержал бы его Джеймс или рассердился на то, как сын обошелся с его старым другом?
В тишине кухни, казалось, гулко звенело эхо недавней сцены и невысказанные упреки Рона и Гермионы. «Оракул», который принес Люпин, по-прежнему лежал на столе. Гарри с фотографии на первой полосе смотрел в потолок. Настоящий Гарри подошел, сел и, раскрыв газету где попало, притворился, будто читает. Но смысла слов не улавливал: в голове он все еще спорил с Люпином. Он чувствовал, что за ширмой «Оракула» продолжается молчаливый диалог Рона и Гермионы. Гарри шумно перевернул страницу и наткнулся на имя Думбльдора, однако не сразу сообразил, что за фотография перед ним, что за семья там запечатлена. Подпись под фотографией гласила: «Семья Думбльдоров; слева направо: Альбус, Персиваль с новорожденной Арианой, Кендра, Аберфорс».